— Хорошо, спасибо… я с ним поговорю… до свиданья.

— Когда вы собираетесь навестить его?

— А мне сказали… там же… что можно сегодня, после четырех.

— Очень хорошо, поезжайте и скажите, что мы его не бросим.

«Вот так, Александр Борисович, — вслух произнес Турецкий, — обкладывает вас со всех сторон. А вы уже губы раскатали: мы их обложили! Зафлажили! Пора начинать охоту на волков! Ага, «идет охота на волков, идет охота…», — прогнусавил он и оглянулся на скрип. На пороге стояла Алевтина.

— Только что наши звонили, у них все в порядке, скоро приедут. А ты чего запел, настроение хорошее?

— Нет, как раз наоборот… скверное. Дела складываются именно так, как я и предполагал… в их худшем варианте. Но мы просто вынуждены теперь держать хвост морковкой…

Он протянул в ее сторону руку, и Аля легко вошла в тесный круг, который эта рука образовала вокруг ее талии и сильно прижала к плечу. Девушка чуть вскрикнула и на всякий случай обернулась к двери. И тут же наклонилась к нему, схватила за щеки, жарко прошептав:

— Там сейчас никого, — и впилась в его губы.

Никого — так никого, но ведь… жизнь непредсказуема? И он не стал предпринимать дальнейших решительных действий, хотя все располагало к тому, а только усадил Альку к себе на колени и так ее скрутил, что просто дух вон! Она уже с трудом дышала, но от страсти, а не от боли. Увы, значит, пора и остановиться, а то доведет он девушку до греха… вполне конкретного. О котором она только и мечтала, — уж кому и знать-то, как не Александру Борисовичу. Но он рисковать дальше не стал, аккуратно ссадил ее с колен, еще раз щекой крепко прижался к ее животу и негромко сказал:

— Ирка считает, что я полностью исправился, представляешь?.. А как не хочется быть хорошим, если б ты, Алька, знала!.. Увы, приходится держать марку… хотя бы пока… ну, пока силы есть… И чтоб хоть отчасти противостоять жутким соблазнам, что, к сожалению, не является моим твердым убеждением и достойным примером для подражания, — он с трудом перевел дыхание после столь длительной тирады.

— Вот на это я и надеюсь! — коротко констатировала Алька.

Сильным движением бедер она изогнулась в его объятьях и отошла в сторону, почему-то поправляя вскинутыми вверх руками свою роскошную золотую гриву, до которой Александр Борисович — он мог бы поклясться — даже не дотронулся. Ну, женщины!.. Нет, все-таки прав великий классик всех времен и народов: «Вам имя — вероломство!»

Приехали «гости». Вернее, их привезли. Вид у обоих был несчастный, хотя они пытались изображать огорчение оттого, что было без всяких к тому оснований попрано их гордое человеческое достоинство.

«Интересные люди! — подумал Турецкий. — Они, похоже, даже не намерены в чем-то упрекать себя… И все, что натворили, — правильно, вот если бы еще и не отвечать… Но отвечать придется. И тому, кто зло творил, и тому, кто помогал, пусть даже из-под палки».

— Ну, что?

Турецкий взглянул на Щербака с Агеевым, и те жестами показали, что оба «гостя» со всеми их доводами согласились и им осталась только мелочь: изложить все рассказанное на бумаге. В ответ Александр Борисович, тоже жестом, предоставил им возможность приступить к конкретным допросам каждого из прибывших и поднялся, предложив им свое место. Он представлял уже, о чем они оба будут давать показания.

Этот молодой Грошев станет утверждать, что ни сном ни духом не догадывался о том, что происходило в соседних кабинетах.