— Ну а что мне теперь делать с парнем, которого специально упрятали в каталажку? Случай-то беспрецедентный!

— Да ладно тебе, Саша! — отмахнулся Генрих. — Сплошь и рядом, ты просто не в курсе. Ты, кстати, с дядей Костей разговаривал?

— Нет.

— А чего медлишь?

— Так ты у меня на очереди — первый и главный! — Турецкий опять почтительно раскланялся. — Только после вас продолжим удовлетворять интерес, мы субординацию чтим-с! Он же обязательно поинтересуется: а ты с нашим другом разговаривал? И что я ему без твоего совета и разрешения скажу, а?

— Льстить ты научился, — Чингис-хан был доволен. — Ладно, рассказывай, что дома?

Александр Борисович понял, что больше разговора по интересующим его вопросам не будет, Гена принял сказанное к сведению и, вероятно, в самое ближайшее время постарается ответить даже на незаданные вопросы, которые могли бы помочь разобраться в тех кроссвордах, которые подбрасывает его друзьям жизнь…

Поэтому с кофепитием покончили довольно быстро, и Турецкий собрался уходить. Это следовало делать с привычной осторожностью, как и появление здесь. Провожая его, Генрих задумчиво произнес:

— А между прочим, если память мне не изменяет, этот Грошев, ну, тот, что из ОРБ, он в известных кругах носит и, я бы сказал, весьма изобретательную почетную кличку Грош. Имей в виду, на всякий случай.

Обычно Турецкий приезжал к Генриху, когда на дворе темнело, и прохожие не замечают новых людей в своем обжитом районе. В темноте ж, известно, все кошки — серые. А у Александра Борисовича уже была на «хвосте» своя «серая», и таскать ее за собой у него не было ни малейшего желания. Поэтому и парковался он обычно довольно далеко от дома, на другой стороне улицы, у постового отделения, где имелся служебный выход с противоположной стороны здания. Красные «корочки» помогали ему пользоваться этим преимуществом. Но сейчас-то играть в казаки-разбойники у него охоты не было, наоборот, появилось острое желание узнать, что за тип «пасет» его с такой откровенной наглостью.

«Серая» нахально стояла напротив выхода из почтового отделения, почти упираясь в задний бампер «ауди» Турецкого. Забавная ситуация… Александр Борисович, не подходя к своей машине и не показываясь на глаза водителю «тойоты», достал телефон и вызвал Филю.

— Закончили там?

— Да, отпустили. Оба ушли с покаянным видом, но младшенький явно затаил в душе подлость. Только Щербак — не пальцем деланный, он его очень серьезно предупредил, что любой его шаг, который будет расценен как вызов его жизненным принципам и правилам, будет для него крайне чреват. И на прощание пожал ему руку, напомнив, что следующая их встреча станет для него последней. Кажется, понял. Но им же, этим подонкам, верить нельзя.

— Это хорошо, Филя, но у меня здесь, где сейчас нахожусь, возникла небольшая проблемка. И я хочу, если у тебя есть лишний часик, чтоб ты помог мне ее решить.

— Говори, где, и я выезжаю, а остальное — по ходу дороги…

— Только еще просьба, тебе придется пересесть на «рабочую» машинку, можешь?

— Ах, вон оно что! — словно обрадовался Агеев. — Отсекать будем? Перезвоню!

Через пять минут Филипп перезвонил Турецкому:

— Сан Борисыч, я уже в пути. Давай подробности…

Турецкий предложил свой вариант плана. Филипп «помозговал» немного и внес некоторые коррективы…

Заиграл «Моцарт», значит, Филипп уже где-то рядом.