|
Мол, это — мое, а это, понимаешь, — не мое! А чье? Короче, я решил, что мы с тобой кончаем со всем этим базаром, и я беру управление в свои руки. Полностью. Понадобятся ли в дальнейшем твои услуги?.. Ну, думаю, разве что в том случае, если ты сам проявишь благоразумие и откажешься от своих ненужных амбиций. Да, тогда я буду готов рассмотреть этот вопрос. Но лишь после того, как мы с тобой сейчас и прямо здесь решим самую главную проблему. Хочешь слышать, какую?
— Хотелось бы… — в совершенной растерянности выдавил из себя Уткин. — Вот и умница, что не ломаешь руки в отчаянье, а внимаешь нормально. Мне нужны все акции дочерних предприятий, я их собираюсь объединить в одном… — Он посмотрел в бледное лицо генерального директора и усмехнулся: — В одном кармане, — и похлопал себя по боку, — в этом вот! Понял? Или надо популярно объяснять? — голос его приобрел жесткость. — Не знаю… Бред какой-то, — с трудом произнес Уткин. — Я ничего не понимаю! Какое вы имеете к ним отношение? Вы, часом, не сошли с ума, Андрей Дмитриевич? — Хочешь точно узнать? — улыбнулся тот, упираясь в Уткина ледяными глазами. — Может, и диагнозом интересуешься? Сейчас все тебе будет… Он нажал на какую-то кнопку снизу столешницы. Вошел охранник, один их тех, кто нагло шарил по нему, когда разыгрывался неприличный фарс с обыском у входа. Уткин обернулся на стук двери и не видел, как Ловков кивнул охраннику. А тот без рассуждений подошел сзади к генеральному директору и сокрушительным ударом по челюсти сбоку сбросил Уткина на пол. Последняя мысль у Павла Степановича была совершенно неуместной: «Как хорошо обставил свой кабинет этот хищник! И откуда у него такой приличный вкус?» Потом эта мысль уже не появится, потому что единственным ощущением останется лишь тупая ноющая боль, пронзающая все тело от головы до ног… Сам хозяин кабинета участия в экзекуции не принимал, он лишь наблюдал, как работал охранник Федор, бывший опер из «хозяйства» Гриши Грошева, уволенный из «рядов» за неоднократное превышение служебных полномочий. А, кроме того, Ловков тоже знал об этом, один из подследственных повесился в камере после «беседы» с этим оперативником. Что ж, Гриша сам знает, какие сотрудники ему нужны. И по «работе» Федора Андрей Дмитриевич видел сейчас, что «кадр» этот действительно достойный: умеет «убеждать» так, чтоб следов почти не оставалось. Он сделал знак Федору, обрабатывающему ногами валяющегося на полу Уткина, чтоб тот приостановился. И охранник послушно подхватил Уткина за шиворот, встряхнул и жестко! посадил на стул, придерживая сбоку рукой, чтоб тот не свалился на пол: «хозяин» ведь еще не закончил разговор… — Слышь, Павел Степанович, — спокойно сказал Ловков, — куда ж ты торопишься? Это у нас с тобой только начало. Мы до главного еще не дошли. А ты уже «в бессознанку» пытаешься улизнуть! Нехорошо. Не торопись. Оставь пока его, Федор, он и сам сидеть может, что он — баба? Нормальный мужик, все прекрасно понимает. Кончилось, Паша, твое время, мое теперь пошло, усек? Так что не тяни, давай по-хорошему подписывай, да и дело с концом… Федор, — повернулся он к охраннику, — попроси заглянуть нотариуса. Через пяток минут. И сам пока останься там, нам нужно с глазу на глаз, — он махнул рукой и, когда Федор вышел, наклонился совсем уже доверительно к Павлу и негромко заговорил — почти интимным тоном: — Это я к слову, насчет бабы… Паша, сугубо между нами… У тебя есть Катерина, хорошая баба, и у вас с ней правильные семейные отношения. Ну, что деток пока нет, так Бог даст, появятся еще. |
