— Даже мальчишкам на улице?

— Никому — даже мальчишкам, это наша с тобою тайна. А в полдень ко мне уже пришел посыльный.

— Собирайся на суд и видаков возьми. Чего мне собираться? Только подпоясаться.

Нет, пожалуй — оружие с собой не возьму. Не положено на суд с оружием, только ножик обеденный на поясе.

Мы пошли все — я держал за руку Василия, рядом шла Елена. На площади в крепости было уже полно народу. Шел суд над вором, укравшим у крестьянина корову. Суд быстро закончился — злоумышленника приговорили к вире и битью кнутом. Настал и наш черед. Перед посадником, восседавшим на высоком кресле, поставили Митрофана и его молодого помощника, имени которого я так и не узнал.

Дьяк Елисей, сидевший по правую руку — как здесь говорили, одесную от посадника, важно зачитал о вине обоих.

— Пострадавшая сторона здесь? Я вышел вперед, поклонился.

— Расскажи.

Я коротко и четко изложил события. Посадник тут же спросил:

— О каких еще ценностях идет речь? Насколько я помню, была доставлена только казна!

— Кроме казны мне удалось отбить у разбойников и другие ценности.

— И где же они? — Глаза посадника сверкнули алчным огнем. Над площадью повисла тишина. И вдруг от собора раздался голос:

— У меня, все ценности были пожертвованы храму.

От распахнутых дверей собора шел к суду посадник и священник.

— Свидетельствую, что четыре мешка с ценностями были жертвованы храму сим благодетельным мужем.

Посадник обмяк лицом, глаза утратили блеск. Он обратился к закованным в кандалы Митрофану и его сообщнику:

— Все так, как говорит он? Что можете сказать в свою защиту? Молодой не выдержал, упал на колени:

— Бес попутал, жизни не лишайте, помилуйте! Посадник задумался. Я ожидал, что последует смертный приговор.

— На галеры обоих, пожизненно!

Стражники подхватили под руки осужденных, поволокли в узилище. Суд закончился. Народ, переговариваясь, стал расходиться. Некоторые показывали на меня пальцем. Подошел Елисей.

— Доволен?

— Да мне все равно — повесят их или на галеры сошлют — та же смерть в итоге, только мучительная.

— Сам, значит, рук пачкать не стал?

— Зачем? Суд есть.

— Зря с посадником златом-серебром не поделился, все церкви отдал. Он теперь зло на тебя затаил.

— Я не холоп его, чего мне бояться?

— Оно верно. А ты знаешь — после возвращения казны посадник хотел тебе должность предложить.

Мне стало интересно.

— Какую же?

— Палачом в Тайном приказе.

Я остолбенел от удивления. Чего-чего, по представить себя катом я не мог даже в страшном сие. Видя мою реакцию, Елисей засмеялся:

— Вот и я сказал посаднику, что ты не пойдешь — не по тебе работа.

Я был настолько ошарашен, что невнятно пробормотал слова прощания и присоединился к ожидавшим меня Ваське и Ленке. А дома изрядно напился, чем удивил Елену. Нет, ну надо же — меня и палачом! Неужели похож?

Отношение в городе ко мне изменилось. После возвращения казны и пожертвования ценностей в храм кто-то считал меня блаженным, некоторые крутили пальцем у виска, но были и те, кто зауважал, пытался при встрече пожать руку, похлопать по плечу. Не скрою, мне это было приятно.

Жизнь снова пошла своим чередом. Но, видимо, спокойная жизнь не про меня, — не для того забросила меня судьба в эти времена.

Уже далеко за полдень, когда я пришел от купца, в ворота постучали. Над забором виднелся верховой. Делать нечего, я пошел к воротам.

— Ты, что ли, Юрий Котлов будешь? — Ну я.