– А почему я должен вам что-то рассказывать? – резонно поинтересовался я. – Вы же священники. Какое вам до этого всего дело?
– Да, это город грехов. И поэтому мы должны прилагать вдвое больше стараний, чтобы эти грехи искоренять. Наш силы, увы, скромны, но мы трудимся не покладая рук…
– Дубль два, падре. Почему я должен вам что-то рассказывать?
– Ты ищешь выгоду, наёмник? – нахмурился Аксель.
– Я ищу смысл, падре. Выгода мне не столь важна.
Священник скрипнул зубами, окинув меня неприязненным взглядом:
– Ты же наёмник. Как тебе могут быть неважны деньги?
– В этом… – пришла уже моя очередь скрипеть зубами. – В этом грёбаном мире деньги могут не всё. Иногда вообще ничего.
– Золотые слова, сын мой, – неожиданно усмехнулся Аксель. – Ищешь смысл? А вот мы его не ищем, а просто пытаемся делать хоть что-то в этой Гоморре. Здесь почти нет праведников – люди здесь грешны… Но и добро иногда стучится в их сердца. А такие, как Скульптор, – это зло, чистое и незамутнённое. И удел каждого праведника сокрушить его всеми доступными способами.
– Как-то не слишком по-христиански рассуждаете, падре, – хмыкнул я. – А как насчёт того, что Скульптор – это испытание? Спаситель терпел, нам завещал и всё такое…
– Спасителю – Спасителево. А нам он принёс не мир, но меч, которым надлежит отделить агнцев от козлищ и построить на земле Царство Небесное.
– Это учение вашей сект… гхм… церкви?
– Это называется – жить по совести, наёмник, – наградил меня тяжёлым взглядом Аксель. – И если бы мы могли, то нашли и покарали Скульптора сами, но…
– …ваши силы скромны, – уже без лишнего ёрничества закончил я. – Это я понял. О’кей, падре, мы действительно занимаемся этим ублюдком. Хотим поймать, чтобы наши банковские карточки пополнились, а Скульптора выпотрошили на городской площади. Можете чем-нибудь нам помочь?
– Эта несчастная, – Аксель указал на тело девушки. – Она шла не из города, а в город. Даже не шла, а брела, не разбирая дороги.
– Из порта, – уточнил я.
– Из порта.
– Ещё что-нибудь? Может, местные о чём-то говорят?
– Местные… – скривился священник. – Местные все как один твердят, что кто-то пытается пробудить Кровавую Богиню. И когда ей сошьют плащ из тридцати сердец, она проснётся и жестоко отомстит всем незваным гостям на своей земле…
– Понятно. Значит, больше ничего.
– Если бы я что-то знал, то рассказал тебе, – Аксель повернулся и зашагал прочь. И теперь я знал, что звон издаёт не его крест на цепи, а многочисленные ножи, висящие под сутаной.
– Живые говорят, но не знают, – пробормотал я, вновь принимаясь за осмотр тела. – Мёртвые знают, но не говорят.
– Эй, наёмник! – не оборачиваясь, бросил на ходу громила.
– Чего?
– Скажи, ты веришь в Бога?
– Я не верю в добрых старичков в небесах – ни в Бога, ни в Санта-Клауса.
– А во что ты веришь, наёмник?
– В себя, – я усмехнулся и погладил торчащие под мышками рукояти «катлассов». – И в свои пушки. А что вера для тебя, святоша?
– Ничто, – хрипло хохотнул Аксель, не сбавляя шага, а затем добавил, вскинув вверх сжатый кулак правой руки: – И весь мир!. |