|
Элли не закричала, хотя Шеб держал в руке восьмидюймовый мясницкий нож. Пианист издавал какие-то невнятные булькающие звуки, точно человек, который тонет в ведре с жидкой грязью. Летела слюна. Он обеими руками опустил нож; перехватив запястья тапера, стрелок выкрутил их. Нож отлетел. Шеб издал высокий скрипучий звук сродни визгу ржавых дверных петель. Руки затрепыхались, как у марионетки - оба запястья были сломаны. Ветер бросал в окна песком. Висевшее на стене немного неровное, мутноватое зеркало Элли отражало комнату. - Она была моя! - Шеб зарыдал. - Сперва она была моя! Моя! Элли посмотрела на него и вылезла из кровати. Она завернулась в халат, и стрелок ощутил укол сочувствия к человеку, который, должно быть, видел себя выходящим с дальнего конца своих былых владений. Шеб был попросту маленьким человечком, вдобавок лишенным мужских достоинств. - Ради тебя, - всхлипывал Шеб. - Только ради тебя, Элли. Вначале была ты, и все это было для тебя. Я... ах, Господи, Боже милостивый... - Слова растворились в пароксизме невнятицы, завершившемся слезами. Тапер раскачивался, держа сломанные запястья у живота. - Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Дай-ка посмотрю. - Алиса опустилась рядом с ним на колени. - Сломаны. Шеб, осел ты, осел. Неужто ты не знаешь, что никогда не был сильным? - Она помогла пианисту подняться. Тот попытался закрыть лицо руками, но они не повиновались ему, и Шеб, не таясь, заплакал. - Пойдем к столу, погляжу, что можно сделать. Она отвела его к столу, достала из дровяного ларя дощечки для растопки и приспособила Шебу к запястьям. Шеб против собственной воли слабо всхлипывал и ушел, не оглянувшись. Элли вернулась в постель. - На чем мы остановились? - Нет, - сказал стрелок. Она терпеливо проговорила: - Ты же знал это. Тут ничего не поделаешь. Что еще здесь есть? - Она коснулась его плеча. - Но я рада, что ты такой сильный. - Не сейчас, - сипло сказал он. - Я могу сделать тебя еще сильне... - Нет, - оборвал он ее. - Этого ты не можешь. 12 Вечером следующего дня трактир был закрыт. Настало то, что в Талле считалось днем отдыха. Стрелок отправился в крохотную покосившуюся церковь у погоста, а Элли тем временем мыла сильным дезинфицирующим средством столы и полоскала трубки керосиновых ламп в мыльной воде. Спустились странные лиловые сумерки. Освещенная изнутри церковь от дороги казалась очень похожей на топку. - Я не пойду, - коротко сказала Элли. - Та женщина проповедует пагубную веру. Пусть туда ходят уважаемые люди. Стрелок стоял на паперти, укрывшись в тени, и заглядывал внутрь. |
