Очень скоро Андрей к своему неудовольствию обнаружил, что война это вовсе не лихие рейды и атаки с горами трупов и реками вражеской крови, а вот такие вот тоскливые дежурства, отсутствие элементарных удобств и полнейшая бытовая неустроенность. Война становилась будничным и весьма трудоемким делом. Оказалось, что дежурство на положае, это не расстрел из пулемета волнами накатывающихся на бункер мусульман, а в первую очередь рутинные походы далеко вниз к ручью за водой, по узким невесть кем натоптанным тропам, столь же трудное карабканье обратно с булькающим термосом за плечами, оскальзываясь, цепляясь за режущую руки траву и ветки редкого кустарника. О том, что на тропках вполне могут оказаться мины старались просто не думать, ни о каком инженерном обеспечении не могло быть и речи, ближайшие настоящие саперы находились в Доньи Вакуфе и работы у них хватало. Потому ежедневная инженерная разведка сводилась лишь к визуальному осмотру ближних подступов к положаю. Потом еще было изнуряющее копание стрелковых щелей рядом с бункером, набивка заново слежавшихся и уменьшившихся в размерах брустверов из мешков с песком, постановка под покровом ночи, чтобы не засекли с той стороны «турки» своих минных заграждений и сигналок. Рвущие нервы ночные дежурства у пулемета, когда до рези в глазах вглядываешься в чернильную темноту ночи за амбразурой и уже совершенно ясно видишь крадущихся с ножами в зубах «турок», а когда дрожащими от волнения и страха руками все-таки выпускаешь осветительную ракету и все пространство перед положаем заливается неестественным белым светом, вдруг оказывается, что там никого нет. А из угла с грубо сколоченных деревянных нар, на которых дремлет напарник, доносится язвительное: "Что ученый? Не спится?"

Помнил он конечно и совсем другие дни и ночи, наполненные пронзительным свистом пуль и дикими воплями: "Алла! Алла!", те растянувшиеся на годы обычной жизни минуты и часы, когда раскаленный ствол автомата обжигал случайно прикоснувшуюся к нему руку, а приклад яростно бухал раз за разом по итак вдребезги разбитому плечу, когда во рту стоял соленый привкус крови, а внутри все замирало от страха и ярости. На второй день пребывания их группы на положае мусульмане толи в очередной раз обкурившись анаши, толи просто решив проверить новую смену на прочность, атаковали их на рассвете практически без всякой подготовки непонятно на что рассчитывая. Дрожа от волнения и предвкушения драки, Андрей вслед за остальными вылетел из бункера, плюхнувшись в недорытую траншею и лихорадочно передергивая отчего-то неподдающийся автоматный затвор. Черт, в самый неподходящий момент заклинило, похоже, перекосило патрон. Вот невезуха ведь еще вчера все было абсолютно нормально, а теперь, когда впервые действительно необходимо стрелять случился такой обидный казус. Он уже извернулся, изогнувшись всем телом, чтобы в лежачем положении от души врезать по рукояти затворной рамы ногой, от кого-то слышал краем уха, что такой нехитрый прием хорошо помогает. Но с улыбкой наблюдавший за его эволюциями доброволец из Пензы по имени Денис, одним коротким движением перехватил его автомат за цевье и, ничего не говоря, отщелкнул не снятый предохранитель. Андрей почувствовал, как невольная краска стыда заливает его лицо, а щеки и кончики ушей просто пылают.

Денис, как ни в чем не бывало, отвернулся и принялся увлеченно выцеливать кого-то, больше не обращая на новичка никакого внимания. Однако даже в его напряженной позе Андрею чудилась глумливая издевательская улыбка. Стыд сам собой перешел в ярость и гнев, направленный на столь не вовремя посмевших атаковать их позицию мусульман.