И тогда на смену этому вопросу пришел другой: "Кто я?" На этот раз откуда-то выплыло имя «Андрей». Он долго перекатывал его в голове так и эдак, переставлял слоги, менял ударения, пробовал на вкус, мысленно произнося с той или иной интонацией. Наконец, поверил, да, слово, будто само липло к нему, ассоциировалось разумом с ним самим, как личностью. "Я — Андрей!", — произнес он вслух и поразился тихому на пределах слышимости шелесту, прозвучавшему в ушах. Это что? Мой голос? Охваченный паникой он выкрикнул во все горло: "Я — Андрей! Андрей! Андрей!" Хриплый, дребезжащий звук, рожденный высохшим и больно перехваченным горлом, получился лишь чуть громче, чем в прошлый раз. "Пить! — сообразил он. — Мне нужно выпить воды! Я просто умираю от жажды! Сколько я уже не пил? Как давно я здесь? Как получилось, что я тут оказался?" Он добросовестно попытался вспомнить, но не смог, и тут огромной чугунной глыбой его разум припечатал последний вопрос: "Где я собственно? Почему я здесь?"
Преодолевая приступ внезапно начавшегося головокружения, он одним рывком сел на кровати и осмотрелся по сторонам. Вначале комната, словно палуба корабля, попавшего в шторм, резко качнулась перед его взором вверх-вниз, но потом вернулась в нормальное положение и лишь слегка колыхалась, отдаваясь в голове подкатывающей всякий раз к горлу тошнотой. Он сидел на огромной кровати застеленной отчего-то кроваво-красным шелковым бельем, до пояса укрытый тяжелым толстым одеялом. Только сейчас, когда по спине морозной стайкой пробежали мурашки, Андрей осознал, что абсолютно наг и инстинктивно принялся вертеть головой в поисках одежды. Однако обнаружить ему удалось только висящую на спинке стула в дальнем углу комнаты камуфляжную куртку, начавшая видимо, постепенно пробуждаться память, уверенно подсказала, что к нему подобная одежда никакого отношения иметь не может. Такую униформу носят военные, а он никогда не служил в армии и вообще ненавидит насилие. Ненавидит насилие? Будто зацепившись за это словосочетание мозг вдруг запульсировал горячей волной, напоминая о чем-то важном, значимом… Андрей напрягся, пытаясь усилием воли пробить, кажется начавшую поддаваться туманную завесу, отсекшую его прошлое. Ну же… Я вспоминаю… Вспоминаю…
Воспоминания обрушились лавиной, вызвав невольный болезненный стон. В уши ударил истошный крик боли, в котором смешались и смертная тоска предчувствия гибели и ярость раненого зверя, а потом был мерзкий хруст черепных костей, и рука словно наяву ощутившая, как сжимая что-то тяжелое, шершавое и твердое погружается в липкое и теплое, мерзко обволакивающее кожу… Мелькнуло искаженное ужасом лицо профессора и его развороченная выстрелом в упор грудь. "У меня много патронов! — радостно проорал в ухо серб по имени Марко. — Еще надолго хватит. А последние я потрачу на жену и дочь, так что вам они не достанутся, ублюдки. Можете не облизываться! Трахайте друг дружку, шакалы!" И тут же колокольчиком зазвенел ехидный женский смех, заставив Андрея всем телом передернуться. Он вспомнил все… Точнее почти все, ровно до того момента, когда дорожный указатель с надписью «Купрес» остался за его спиной, а он, пошатываясь и подвывая от душившего его ужаса все шел и шел по прямой как стрела серой струне скоростного шоссе. Сам не зная, куда и зачем, захваченный единственным порывом уйти как можно дальше от того, что оставалось там за спиной, пока его не настигли усташи, пока убитый им серб не поднял с земли размозженную голову и не глянул ему вслед вытекшими глазами, проклиная убийцу. Он сам не замечал, как страх вполне реально нависшей над ним опасности мешается с некой потусторонней жутью и кружит и так готовую взорваться от произошедшего голову. Сейчас он все это вспомнил и пережил вновь. Вот только появление его в этой комнате воспоминания никак не объясняли, он напрягся, стараясь выжать из приоткрывшейся памяти еще хоть что-нибудь, но тщетно, дальше все так же был черный провал небытия. |