Так он озирался вокруг, и тут его взгляд неожиданно наткнулся на…

Сначала он не поверил своим глазам. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда. Иван даже помотал головой, чтобы странное наваждение поскорее исчезло.

Он закрыл глаза, потом вновь раскрыл и уставился для начала в небо, а уже после этого осторожно перевел взор на так поразивший его объект. И обнаружил, что тот не исчез, подобно миражу в пустыне, а следовательно, является подлинным, настоящим созданием из плоти и крови, как и сам Иван.

Между тем человек, которому было уделено столько внимания и столько искренних переживаний, ни о чем подобном и не подозревал. По крайней мере так он выглядел со стороны — невозмутимый или скорее отрешенный взгляд, устремленный в некую одному ему известную точку, имеющую одному ему известный вселенский смысл. Казалось, что окружающая обстановка совершенно не волнует этого человека.

Однако трудно было представить менее подходящую обстановку для глубоких раздумий о смысле жизни (или о чем там думал этот мужчина средних лет в грязном коричневом плаще, особенно нелепом в солнечный летний день). Кругом суетились и переговаривались десятки людей, передавая, из рук в руки деньги и товары. Отрешиться от этого гама и шума было трудновато, но — судя по виду мужчины в плаще — вполне возможно.

Он сидел на шатком пластиковом стуле под красным солнцезащитным зонтиком и сосредоточенно жевал сосиску, запеченную в тесте. Это было самое дешевое блюдо в меню местного бистро, чей пестро разукрашеный вагончик стоял здесь же.

На столике перед мужчиной стоял одинокий пластмассовый стаканчик с мутным кофе.

Пережевывание сосиски, видимо, требовало от мужчины большого напряжения сил и концентрации внимания: он никак не реагировал на происходящее вокруг. Его соседи по столику — муж и жена с ребенком — встали и ушли, их место заняли две дамы внушительных объемов, немедленно занявшихся пиццей, а он даже не удостоил вновь прибывших взглядом.

Иван словно попал под гипнотизирующее воздействие поедателя сосисок. Он медленно захлопнул крышку багажника, медленно повернулся к поразившему его человеку и еще раз внимательно осмотрел мужчину в коричневом плаще с ног до головы.

— О-о-о, — негромко произнес Иван. Теперь, когда он окончательно решил, что видит не мираж и не привидение, а живого и хорошо знакомого человека, то оценил увиденное по критериям реальной жизни. И увиденное ему не понравилось. Все-таки этот человек выглядел больным.

Он был худ и бледен, с ввалившимися усталыми глазами. Особенно беззащитной казалась шея, тонкая, напряженная, словно полузадушенная наглухо застегнутым воротником плаща.

Мужчина был небрит. Темная щетина на лице производила тягостное впечатление и не делала его более мужественным и суровым, как это бывает с лицом какого-нибудь американского актера. В этом случае щетина говорила о запущенности, а не о суровости.

А этот плащ… Честно говоря, Иван сначала подумал, что плащ был найден на какой-то помойке. Такими же грязными были и черные брюки или джинсы — определить это с расстояния в десять метров не представлялось возможным. Но наиболее печальным зрелищем были изношенные осенние ботинки — на них Иван просто не мог смотреть без омерзения.

А если учесть, что на дворе стоял июнь месяц, ртутный столбик не опускался за последние дни ниже двадцати градусов, а люди вокруг были одеты в майки и рубашки с короткими рукавами, то вывод напрашивался один. Мужчина за столиком одевался явно не по погоде и не в соответствии с указаниями некоего экстравагантного модельера. Он нацепил на себя все то, что сумел найти. Возможно, что искал он эти вещи в мусорных баках.

И слава Богу, подумал Иван, если под плащом у него еще что-то надето.