Изменить размер шрифта - +

     - Ну а твой ребенок?
     - Мой умер. Это была девочка. Поскольку ее отец бросил меня, она принадлежала только мне одной.
     Селита ждала поддержки или хотя бы одобрения.
     - Тебе это понятно?
     - Что же с ней случилось?
     - Мне не хотелось помещать ее у кого-нибудь в деревне, как это многие делают, я хотела видеть ее всегда около себя. Вечерами я, как и Франсина, оставляла девочку у соседки. С сыном Франсины ничего не случилось. Ничего с ним и не случится. Вообще с другими и ни с кем ничего не случается. А моя малышка, когда ей было тринадцать месяцев, задохнулась под тяжестью тела соседки, которая положила мою дочку в свою кровать, так как она плакала. В тот вечер соседка была сильно пьяной, даже утром от нее разило алкоголем, и она ничего не заметила.
     - Не везет тебе, бедняжка!
     На это Селита ответила:
     - Дело не в невезении, а в несправедливости.
     Она была полна решимости защищаться, если нужно атаковать. Оперетт больше почти не ставят. Редко сейчас требуются танцовщицы в театры или же хотят иметь там только совсем молоденьких.
     - Мне тридцать два года, скоро будет слишком поздно.
     Селита не любила рассказывать о том, чем ей приходилось заниматься последние десять лет.
     - Через некоторое время меня не возьмут даже продавщицей в универмаг!
     Задумывалась ли о будущем Мари-Лу? А Кетти? А Наташа? Надеялись ли они еще найти мужчин в "Монико" или где-нибудь в другом месте?
     "Никто никогда не считался со мной. И я не буду ни с кем считаться!"
     Тем хуже для мадам Флоранс, если Селита одержит верх!
     Борьба велась между ними тремя, ибо прежде всего нужно было победить Леона. Он хотел, чтобы его принимали за мужчину, и считал, что обладает богатым опытом. В его глазах девушки, появляющиеся для работы в "Монико", заслуживали не более одного-двух его визитов. После чего он переставал ими интересоваться. Он был вроде скотовода, который отмечает своим клеймом принадлежащий ему скот.
     Но вот прошло шесть месяцев, а он все еще не порвал с Селитой. И ему было бы, трудно объяснить, как ей удалось этого добиться. Иногда ей приходило в голову, что он угадал, чего она хочет.
     - Знаешь, малышка, - объявил он ей уже на вторую неделю, - ты зря стараешься. Ничего у тебя не получится. Так, иногда переспать с тобой разок-другой - это вполне возможно, но не более. Тут и похитрее тебя пытались зацепить меня, но ничего не вышло. Спроси лучше у моей жены.
     Через месяц после этого, пристально вглядываясь в ее глаза, он спрашивал с яростью в голосе:
     - Скажи мне, чего ты там вбила в свою маленькую башку?
     Она тихонько посмеивалась.
     - Ты самая порочная баба и самая хищная из всех, что я когда-либо знал.
     Он злился оттого, что не понимал ее, и его унижало, что ему оказывают сопротивление.
     - Была ли ты хотя бы раз влюблена?
     - Было бы странно, если бы я сейчас стала влюбляться.
     Между Флоранс и Селитой война была более жестокой и мелочной, состоящей из мелких уколов и коварства, едва прикрываемых улыбкой. Бывали месяцы, когда Селита набирала столько штрафов по сто франков, что ей почти нечего было получать, и прямо при посетителях хозяйка, не стесняясь, оскорбляла ее.
     Но как бы то ни было, Селита продолжала оставаться любовницей Леона.
Быстрый переход