|
Это была мать мадам Флоранс, о которой никогда не говорили в "Монако". Она прибыла из своей деревни, расположенной в Берри, где выращивала коз и делала сыр из их молока. Мадо нигде не было видно. Никто не знал, будет ли она присутствовать на похоронах. Выходя, девушки коснулись руки Леона, пробормотав что-то нечленораздельное в качестве соболезнования, и с некоторым изумлением вновь обнаружили яркий солнечный свет и услышали обычные шумы улицы. Мари-Лу и Франсина, которые ни о чем не догадывались, очень удивились, когда Селита сказала им: - Я скоро вернусь. Они увидели, что она быстрым шагом направилась на угол и скрылась в кафе. - Что с ней? - Не знаю, - ответила Мари-Лу. - В течение этих двух дней у нее беспрерывно меняется настроение: то она плачет, то вдруг смеется злобным смехом, то замыкается в мрачном молчании. Франсина вздохнула: - Она всегда была комедианткой. Встревожились ли бы они еще больше, если бы увидели, что Селита поспешно выпила два стакана коньяку, настороженно посматривая на улицу? На следующий день после смерти мадам Флоранс, около четырех часов дня, раздался телефонный звонок. Трубку сняла Селита, а Мари-Лу продолжала есть, ибо они только что сели за стол. - Да, это я... - сказала она удивленно. На другом конце провода голос, который ей был незнаком, произнес таинственно: - Говорит мадмуазель Мотта. Вы помните меня? - Нет. - Вы меня видели вчера. Я медсестра, которая ухаживала за мадам Турмэр. Вы одна? Немного подумав, Селита ответила: - Да. - Я должна передать вам одно поручение. Незадолго до смерти мадам Турмэр прошептала: "Скажите Селите, что я рассчитываю на нее..." Когда я попросила уточнить, мадам добавила: "Скажите ей только это, и она поймет". Вот я вам и передаю это поручение. Полагаю, что должна была это сделать. Медсестра повесила трубку. Селита никак не отреагировала на вопросительный взгляд Мари-Лу и только десять минут спустя воскликнула как бы в ответ на мучившую ее все это время мысль: - Нет, это просто смешно! - Ты о чем? - Да ни о чем. Ты все равно не поймешь, да и как бы то ни было, уже слишком поздно. - Что поздно? - Ничего, бедняжка Мари-Лу. Ты не беспокойся, все будет хорошо! Начиная с этого момента Селита приняла таинственный вид. Порой пристально смотрела прямо перед собой, как если бы видела что-то, чего не видели другие, и тогда казалось, что она спит наяву. Франсина права: Селита всегда была комедианткой, не только с другими, но и сама с собой. А может быть, она испытывала потребность играть разные роли потому, что не могла перенести жизнь такой, какой она была в действительности. Никто не подозревал, что танцовщица приняла важное решение. И то, что происходило сейчас в доме № 57 на бульваре Карно, затем торжественное отпевание с органом и ладаном в плохо освещенной церкви, похоронная процессия, пересекающая город, - все это было лишь прологом к развязке, которую втайне от всех задумала Селита, полагая, что возможна только эта развязка, и никакая другая. |
