Когда мы оба восстановили дыхание, он отстраняется и смотрит на меня. Я улыбаюсь от уха до уха, яркая улыбка насыщенного счастья.

— Вот и улыбка, которую я ищу. И каким способом нужно было добиться ее. — Он целует приподнятые уголки моего рта, и улыбка, которую он посылает мне, такая яркая и красивая, что я задыхаюсь, напоминая, как мне повезло иметь такого мужчину, владеть любовью этого мужчины.

Он спускает меня, и мы оба стонем, когда он выскальзывает из меня. Я сжимаю в руке свое нижнее белье и тянусь за длинным, медленным поцелуем. — Спасибо, — говорю я.

— За что?

— Что любишь меня. Восхищаешь меня. Что ты мой. Что ты тот, кто ты есть.

— Я должен быть тем, кто благодарит тебя.

— Я опередила тебя в этом, — произнесла я, затем развернулась и покинула зал, заставляя свои бедра покачиваться немного сильнее, для его выгоды. Я чувствую, как его взгляд приклеивается к моей заднице, когда я иду. Все негативные мысли изгнаны силой любви Доусона.

Я принимаю быстрый душ и пишу Луизе, чтобы она встретилась со мной в ванне. Да, теперь у меня есть телефон. Это было своего рода обязательно для Доусона. Луиза не хотела встречаться со мной глазами, пока занималась моими волосами и макияжем.

Вечеринка долгая, и интенсивная. Армандо здесь, очаровательный, как и всегда, и Каз. Я замечаю Каза около полуночи.

— Ты знал? — Это вылетает тупо, почти сердито.

Он улыбается и делает глоток скотча.

— Конечно, Грей. Это мое дело, знать о своих стажерах и потенциальных сотрудниках.

— Но Нина, ты уволил ее…

— Я уволил ее, потому что она была проституткой и лгала об этом. Она не была стриптизершей, Грей. Она была эскортом. — Он снова делает глоток скотча, и вытаскивает длинную, толстую сигару из внутреннего кармана своей куртки, отрезает кончик, зажигает ее в толстых клубах едкого дыма, и затем смотрит на меня сквозь туман. — Ты делала то, что должна была, чтобы остаться на плову. Ты сдержанно молчала об этом. Нина? Она выпендривалась тем, что делала. Я узнал, что она использовала мою клиентскую базу данных, чтобы связаться с мужчинами. Я узнал об этом, потому что один из них позвонил в мой офис и снова просил воспользоваться ее услугами. Когда я спросил ее об этом, она все отрицала. Я бы оставил все как есть, если бы она не афишировала это, но я не терпел и не буду терпеть лжецов.

Он берет бокал белого вина с подноса, проходящего мимо официанта и протягивает его мне. Я аккуратно потягиваю его, медленно, я до сих пор редко пью, и не достаточно, чтобы напиться.

 —  Я беспокоилась, что ты уволишь меня, если узнаешь. Я никогда не говорила тебе, и боялась, что ты все выяснишь, или уволишь за то, что я не рассказала тебе.

Каз смеется, подбавленным смехом.

— Ох, Грей, такая наивная. — Он обнимает рукой меня за плечо, его сигара дымится у моего лица, заставляя мои глаза увлажниться, а в горле щекотать.  — Я бы не уволил тебя. Я должен сказать, я рад, что ты больше этим не занимаешься. Это тебе не подходит. Ты слишком хороша для этой жизни.

Каза украл нервно-выглядящий молодой сценарист, который работал над «Унесенными ветром», вероятно надеясь продвинуть идею. Я ходила от одной кучки гостей к другой, болтая, улыбаясь, и стараясь вести себя так, будто я знаю, как быть хозяйкой. Иногда я чувствовала себя самозванкой. Будто кто-то сможет увидеть сквозь мою маскировку, указать на меня и смеяться, и говорить: «Ей здесь не место! Она просто простушка их Джорджии!»

Этого никогда не случается, конечно, потому что все это в моей голове.

Я на своем третьем бокале вина, самое большее, что я когда-либо пила… пью? В одно время за всю жизнь. У меня немного кружится голова, немного расслаблена. У меня потрясающие беседы с самыми популярными людьми в мире.