Время пролетело незаметно, стало вечереть. Петр Геннадьевич растворился в мировом пространстве и больше на горизонте не возникал. И разговоры о нем прекратились. Хотя безмолвный призрак позорного жениха присутствовал, это ощущалось. Но было окутано деликатным умолчанием.

А еще более тонким чутьем я уловил, что у супружеской четы в глубине душ нарастает беспокойство. Гость употребил спиртное, добираться ему далеко… Не предложить бы ему переночевать?.. Ну, а это может иметь сложные последствия. Которые, с одной стороны вроде бы и пусть будут, а с другой… Все-таки дочка еще такая юная…

Прочитав эти мысли супругов, я решил, что пора отчаливать. Не сразу, конечно. Выпил еще чашку чая, благовоспитанно поговорил о том-о сем… И наконец, произнес:

— Ну что ж, спасибо за роскошный прием…

— Да что ты! — громыхнул несколько искусственным смехом Константин Валентинович. — С позволения сказать, это было внезапное приключение!..

— Что тоже неплохо, — улыбнулся я, поднимаясь. — В жизни должны быть яркие впечатления.

— Это точно! — убежденно подтвердил хозяин, также вставая, а за ним поспешили и женщины. — Без этого нет искусства!..

— Ты на трамвай? — спросила Алиса.

— Наверное…

— Я провожу.

Это было сказано так, что родители приняли слова дочери как данность. Ну, конечно, распрощались со всей положенной пышностью, с приглашениями заходить в дальнейшем, и Макс приковылял в прихожую на кривых ножках, и остатком хвостика мотал как пропеллером. Похоже, он теперь окончательно воспринял меня как своего.

На этой позитивной ноте и расстались.

Следов портретиста в подъезде не обнаружилось. Исчез как нечистый дух. Полуботинки тоже. Как-то сумел надеть. А может, так и пошел в носках, унося на щуплой сутулой спине все горести и обиды этого мира, а «педали» держал в руках…

Ну, понятно, это во мне так забродил язвительный юмор. А вообще-то мы шагали молча. Неспешно. Легчайшее тепло августовского вечера мягко овевало нас.

— Слушай, — внезапно сказала Алиса.

— Да?

— Хочу сказать тебе кое-что.

— Слушаю, — дипломатично ответил я, на всякий случай готовясь к любому развороту темы.

— Ну, во-первых, извини за то, что мы тебя втянули в авантюру… С позволения сказать, всей нашей замечательной семейкой, — она улыбнулась с едва заметным озорством.

Я махнул рукой:

— Да брось! Как вышло, так вышло. Ничего худого не вижу. Это всем на пользу. Особенно таким субъектам, как это бородатое несчастье, нужны уроки жизненной правды. Им же лучше. Пусть себя оценивают реально.

Прозвучало чересчур напыщенно, я сам это ощутил. Слишком по-взрослому. Но уж как сказано, так сказано! Да ведь Алиса и вправду особа необычная, с не по возрасту зрелым разумом. И… честно говоря, чем дальше, тем больше она мне нравилась. А уж фигурка у нее какая ладная! Петр Геннадьевич как художник, несомненно, обладал развитым воображением: не сомневаюсь, что он без труда представлял себе девушку в жанре «ню», отчего даже столь маломощный организм должен был заколыхаться на волнах эротического возбуждения.

Еще помолчали. Чувствовалось, что «во-вторых» дается девушке намного труднее. Но вот она сделала усилие и взяла барьер:

— А во-вторых… Я очень рада нашему знакомству, оно такое интересное получилось. Но ведь это так спонтанно… Мы ничего не знаем друг о друге, согласен?

— Конечно. Предлагаешь приоткрыть завесы прошлого?

А, черт. Вновь вышло вычурно.

Она улыбнулась:

— Примерно так. Только мне-то приоткрывать нечего. Родилась, семнадцать лет живу здесь, — она ткнула пальцем через правое плечо.