Осмыслить это поистине феноменологическое, принятое на себя крушение, представить это крушение в виде некой упорядоченной системы, а внутри самого порядка — в оппозиции к этому порядку. Итак, по ночам я записываю то, что наблюдаю днем. Мне кажется, в случае с Вашим братом речь на самом деле идет о захватившем меня лишь сейчас понятии фантастического человека бездны. Моя мысль через призму этого понятия направляется к его цели. Вопрос в том, насколько глубоко можно проникнуть в несоразмерность Вашего брата. Получается так, что Вы можете от меня ожидать не больше чем грубый абрис лишь поверхностной структуры этой личности, не больше чем не выходящую (даже при самом добросовестном подходе) за пределы фосфоресцирующих реакций этой структуры, равно как и более глубоких (скорее всего, погруженных во мрак) потоков и противотоков (изменений), принимающей во внимание прежде всего лапидарный материал визуального свойства — вспомогательную информацию, которую я собираюсь затем, на основе сделанных мною записей, передать Вам. Вспомогательную информацию о неимоверно лабильном дефицитарном состоянии, которое следует охарактеризовать как состояние полного заблуждения и, на мой взгляд, уже не поддающееся никакому трансферу. То, что Вы поручили мне (по каким бы мотивам это ни было сделано), я вправе рассматривать как знак особой благосклонности, как (теперь это для меня очевидно) важный этап моего всё более активного освоения собственно медицины и даже всего моего развития. Насколько могу судить, это задание во многих отношениях весьма значимо для меня. Но было бы, несомненно, ошибкой уже сейчас выставлять себя перед Вами этаким благодарным практикантом, когда еще не решена ни одна задача, когда не сделан даже первый шаг в каком-либо направлении. И моя миссия не достигла еще даже первой сколько-нибудь важной стадии реализации. Не ждите от меня, вопреки моим обещаниям, регулярных корреспонденций из Венга.
Второе письмо
Уважаемый господин ассистент!
Вы учили меня тому, что такое шокотерапия и что значит столкнуть безумие с умопомешательством вплоть до ужасающей пограничной черты обоих понятий. Должен сказать: то, что приходится терпеть здесь Вашему брату, и есть какая-то иная, возможная, не дисгармоничная разновидность шокотерапии, о которой Вы однажды мельком упомянули; она не имеет ничего общего с техникой, она — всего лишь зависимое состояние контрстрадания душевно больной личности, против которой постоянно выступает ее сомнительный, озлобившийся на людей визави. «Это может быть и человек, — сказали Вы как-то, — на исходе тысячелетий». Если бы приведенная фраза не принадлежала Вам, я бы подумал, что это — продукт мыслительной деятельности Вашего брата, то и дело исторгающего подобные умозаключения. Этой шокотерапией является Венг, олицетворяющий один из видов терапии, охарактеризованной Вами столь же добросовестно, сколь и расплывчато как дьявольская терапия, которая нацелена на лечение вообще и менее всего на лечение как душевное или физическое развитие, на лечение психосоматического развития, это и описанная в книге Кольтца «терапия направленного внутрь взрывного уничтожения». Венг — своего рода шок. Для Вашего брата это, разумеется, некая структура состояния со своей беспощадной, разлагающей мозг сверхметодикой, которую Вы сами когда-то, в один из вечеров у Вас в комнате, обозначили как «распад ледниковых отложений в отдельном человеке». Мне кажется, речь идет о болезни, с несообразной бессовестностью — в отношении всего — компенсируемой возвратом в своего свирепого возбудителя (явившегося из определенной подвижной в своих границах массы материала наследственности), о болезни, которая уже не может отделиться от возбуждения, от его сути и бытования. Могу ли я говорить о внутренней патологии порядка наследования? Я всё более убеждаюсь, что уже не занимаю вообще никакой позиции, поскольку не хотелось бы всё сводить к «энергии позиций». |