Мне кажется, речь идет о болезни, с несообразной бессовестностью — в отношении всего — компенсируемой возвратом в своего свирепого возбудителя (явившегося из определенной подвижной в своих границах массы материала наследственности), о болезни, которая уже не может отделиться от возбуждения, от его сути и бытования. Могу ли я говорить о внутренней патологии порядка наследования? Я всё более убеждаюсь, что уже не занимаю вообще никакой позиции, поскольку не хотелось бы всё сводить к «энергии позиций». Вспомните Ваше собственное высказывание на нашей единственной совместной прогулке в этом году: «Состав крови перестает вдруг поддаваться коррекции». Ваш брат, думается мне, пребывает в таком состоянии, будто сбился с маршрута (даже со всех сразу) именно теперь, когда решающим было бы знание забытого направления. «Моя голова могла бы быть там, куда у меня уже не тянутся никакие связи», — сказал он сегодня. Должен заметить, что я могу возвыситься до высшей степени несамостоятельной точности, если, вот как сейчас, надо наглядно показать какое-то выделяемое им фактосложение, которое, как мне кажется, «застряло на месте». Сейчас у меня время открытого доступа к Вашему брату. Но затянувшийся день открытых дверей уже изнуряет меня, и я, кажется, почувствовал себя вдруг неспособным к предписываемому Вами во всех случаях прямолинейному продвижению, и вообще к какой-либо акции мозга, в данный момент закосневшего, по-моему, в «тривиальной беспозиционности». Возможно, Вы не поверите, но порой я чувствую себя погруженным в точно такой же мистицизм, как и у Вашего брата, в этот «нисколько и никак не поучительный мистицизм ускользающего от всякой интеллектуальной ясности до-научного мышления». Меня приводит в возбуждение констатация того факта, как неожиданно открывается мне — так со мной всегда — еще недавно до неприличия темный для меня мир Ваших понятий. Будто надо лишь сбросить с себя, миновать то, что мешает ясности мысли; теперь, однако, я должен сказать — медицинской мысли, так как у Вас медицинское мышление в отличие от Вашего брата, его мышление, как он сам выражается, «есть аморальное межпространственное мышление без собственной функции». Впрочем, демоническое и обыкновенное у Вашего брата идет, в сущности, одной дорогой к своей цели, всё «по-скотски бесчеловечно громоздится», как говорит Ваш брат, на пути к смерти. Но всё это весьма далеко от схем доказательности, тупой прямолинейности, которые только и стоит ценить, как Вы всегда говорите. Ничто не тяготит Вашего брата больше, чем отсутствие контакта с Вами. Было бы упрощением говорить здесь о некоем братском комплексе, в диагональной контрарности по отношению к отцовскому комплексу, который ныне насквозь изучен. Сегодня могу уже сообщить об одном открытии: создается впечатление, что Ваш брат страдает от того, что ему слышатся какие-то реплики, «целое воинство реплик», которые «беспрерывно вносят беспорядок в одержимое логикой мозговое вещество». Мои мысли, даже мое ощущение, целиком основанное на мыслях, убеждают в том, что это желательное для Вас положение вещей, видимо, врывается в общее состояние Вашего брата, но было бы ошибкой говорить о каком-либо выводе, должен признаться, что и всякое мое предположение моментально оборачивается бессмыслицей, почти осязаемо ощущается как сам по себе безгранично враждебный человеку, самоуверенный продукт распада. Всё тут же дробится на частности. Я стремлюсь к ясности, но вижу, что никак не совладаю с этим мышлением, более того: предположения, которые я делаю, овладевают мной. Тем не менее надеюсь, что, проанализировав свои впечатления, позднее, когда придет время, смогу быть полезен Вам. Возможно, я просто внимательный стенограф, стоящий на кочке лжи и обмана (в области обыденного: ведь я выдаю себя за студента-правоведа) и варварского раболепия, послушно-подневольный стенограф. Даже так: всё возбуждает мою мысль, как и в этом особом случае. |