Вернувшись после школы домой, я убедился, что в наше общее отсутствие здесь никого не было, все метки и секреты, оставленные заранее, оказались нетронутыми. Очень хорошо. Позвонив младшим, утащившим Шираиши на шоппинг, я велел всем троим возвращаться домой, а сам занялся наведением дополнительных мер предосторожности на случай, если комиссар Соцуюки решит причинить мне неприятности. «Наведением» сильно сказано, скорее взводом на боевое дежурство.

У меня было время поразмышлять над ситуацией, в которой оказался помимо своей воли, но выводы были сделаны неутешительные. Конфронтации с Соцуюки, как таковой, нет, человек не видит меня врагом. Нет, не человек. Генерал и политик, ведущий войну. У него есть свои планы, в них мне была отведена незавидная роль. Навредить лично ему я не могу… без серьезного риска для себя и семьи. Да и в этом нет смысла.

А вот в приобретении двух десятков камер скрытого наблюдения смысл есть, но это мне пришлось отложить. Как только от входной двери послышались голоса брата и сестры, я усилием воли вышел из медитации, после чего чуть не потерял сознание. Спать захотелось невероятно сильно, настолько, что едва хватило сил выйти из комнаты и сообщить младшим, чтобы завтра они готовились к еще одному визиту к Рио. Пришло время начать тренировки Эны, на которые она как-то дала согласие. Криков сестры о том, что она передумала, что больше не будет, и вообще раскаивается абсолютно во всем, я уже не слышал.

Уснул я аж до следующего утра, проснувшись от звука моего будильника, который действительно звучал крайне мерзким образом. Причем, побудка прошла не только для меня, но и для забравшейся ко мне на кровать Маны, одетой в очень даже целомудренную пижаму… но устроившейся вполне вольготно, а, как выяснилось позже по ехидным репликам сестры — еще и давно. Впрочем, несмотря на определенный уровень демонстрируемого смущения, Мана была вполне довольна собой, если так можно выразиться.

Хотя, были довольны все, хоть и по другой причине. Мой организм, вспомнивший о пропущенных обеде и ужине, в категорическом порядке отменил утреннюю пробежку, заменив её расширенным завтраком и приготовлением, гм, расширенного бенто. Такао, посмотрев на происходящее, посоветовал приоткрывшей рот Мане бежать, куда глаза глядят, либо готовиться жить на кухне, потому что иначе она меня не прокормит.

— Как он её ночью не сожрал… — задумчиво поддала перцу в происходящий диалог Эна, вынуждая Ману буквально залиться румянцем.

В японской культуре есть довольно двусмысленные намеки на «сожрать» или «накинуться».

— Я спал, — невпопад ответил я, продолжая сосредоточенно поглощать пищу и размышлять над перспективами своего развития. Воцарившаяся за столом тишина показалась чересчур уж необычной, так что, подняв глаза, я увидел три совершенно багровых лица.

— Гм, — пришлось вносить корректировки, — Это не значит, что если бы не спал, то… Ладно, видимо, Эна была права. В отсутствие родителей этот дом превращается в сосуд похоти. Стараниями Эны.

От такого поклёпа «заслуженная пятнадцатилетняя девственница и единственный одинокий человек в этом паршивом доме» изошла на крик в мгновение ока. Может, действительно ей собаку купить?

Все, хватит балагана. Сегодня у всех, кроме Маны, будет тяжелый день.

Так и произошло, но Мане тоже не повезло. Оказавшись в гостях у Коджима, она тут же была уволочена Мичико в её комнату, откуда, значительно позже, мы её доставали совершенно потерянную, тяжело дышащую и насыщенно красную, причем сестра «грязного блондина» вовсю клялась, что и пальцем не прикоснулась к тихоне, а просто показывала… что именно — большой секрет.