К счастью, возле моей кровати на стене обнаруживается розетка под кнопкой экстренного вызова врача, которая, между прочим, давно не работает. Но розетка оказалась работоспособной.
Пока я включаю ноутбук, отец достаёт посуду и продукты, чтобы подкормить меня. Он не забыл ещё, как совсем недавно сам попал в больницу с того же майдана и ощущал скудность больничного питания. Он выкладывает пакетики мне на ноги, а мама смотрит по сторонам в поисках шкафчика. Но его здесь нет. Сосед по койке Роберт, у которого камни в почках, вскакивает и притаскивает из противоположного угла комнаты тумбочку.
— Вот, возьмите. Она немного поломана, но пользоваться можно. Тут все тумбочки поломаны, — говорит он не то успокаивающим, не то извиняющимся тоном.
Мама перекладывает вещи в тумбочку. Тут спортивный костюм, трусы, майка, электробритва, посуда. Спрашиваю:
— Папа, а мобильник есть?
— Есть, — и он достаёт из кармана мобильный телефон, — потому и задержались, что пришлось идти в магазин, а он с десяти утра работает.
— Сынок, — говорит мама, и я чувствую по тону, что она хочет что-то спросить и не решается. Говорит через паузу, — Может, тебя перевести в отдельную палату, где всё есть, и обслуживание лучше? Мы заплатим.
Она не решалась спросить, потому что знала заранее мой ответ:
— Нет, не нужно. Да, я здесь долго не задержусь. Подумаешь, рука поломалась! С нею можно и дома лежать и ходить.
— Но у тебя же ещё и сотрясение, — настойчиво говорит мама, — нужен покой.
— Я сказал, нет, — не соглашаюсь я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойней без нервных ноток, которые напрашивались сами собой, когда мама начинала упрашивать. — И откуда ты знаешь, что можно за деньги устраиваться?
— Твой отец рассказывал.
— Да, — вставляет папа, — мой друг, когда на днях попал в больницу, то в приёмном покое ему открытым текстом предложили заплатить некоторую сумму денег, чтобы получить отдельную палату и хорошее обслуживание. В первый момент они с сопровождавшей его женой опешили от такого предложения. Жена растерянно пролепетала, что в кошельке пока только тысяча гривен. Но оказалось, что для начала хватит и пятисот.
В наш разговор включается лежащий в дальнем углу сердечник:
— Сейчас так. Если бы ты дал врачам скорой помощи хотя бы сто гривен, то тебя повезли бы в любую больницу, какую бы ты ни попросил. Что говорить, ради своего здоровья каждый страдалец готов выложить любую доступную для него сумму. Вопрос только в том, что же ему доступно и достаточно ли это будет неожиданным рэкитёрам. А если заболел бедный человек? На днях к нам в палату попал мужчина с такой внешностью, что ему пришлось доказывать врачу, что он не бомж, хотя она его об этом и не спрашивала и никаких намёков по этому поводу не делала. Просто он сам понимал, что не относится к разряду средне обеспеченного киевлянина и просил обращаться с ним, как со всеми. Врачу долго пришлось убеждать его, что для бомжей в Киеве совсем другая больница и по другому адресу. А когда этому же больному сказали, что нужно делать операцию, то первый вопрос, который он задал «Сколько это будет стоить?» У него был полис, но он переживал, что денег не хватит. Такая нонче жизнь.
Я отвечаю разговорчивому больному, что меня привезла скорая помощь в бессознательном состоянии, потому я не мог им заплатить за хорошую больницу. Но я в принципе против поборов. Не хочу сказать, что сам бесчувственный человек и никого никогда не благодарю за помощь. На Руси не случайно говорят: долг платежом красен. Если к тебе относятся по доброму, отдают всю душу, то почему же не поблагодарить? Однако добровольно, от всей души, когда от признательного подарка и отказаться невозможно, чтобы не обидеть. |