Со страховкой обстановка лучше. Страховой агент обещает приехать завтра и составить акт. Уже хорошо.

В палату входит Роберт, отсутствовавший почти весь день. Он весь светится радостью. Не снимая костюма, не переодеваясь, он подходит к каждому больному и показывает раскрытую ладонь, В ней лежат маленькие камешки.

— Вот, — говорит он восторженно, — это камни, которые были в моих почках. Теперь мне не нужно делать операцию, как мне предлагали здесь врачи. Я пошёл к знаменитому профессору нашей армянской диаспоры, и он мне помог, как армянину. Он сказал, что можно обойтись без операции. Дал выпить лекарство, и камни сами вышли. Вот они.

Роберт скачет от радости. Завтра он выпишется из больницы. Это, конечно, интересно, я радуюсь за него, но меня сейчас волнуют другие проблемы.

Разговариваю по Скайпу с Халимой и её мамой. Обрисовываю обстановку. Говорю, что Евгения Фёдоровича рядом нет, но он будет.

После этого долго не могу уснуть. Передо мной всё время стоят огромные голубые глаза моей любимой. Я ощущаю нежное прикосновение её щеки к моей, скольжение волос по моему лицу, слышу ласковые слова: «Ты мой хороший. Лублу тебя».

Утром нахожу заведующего отделением и высказываю своё недоумение порядком кормления.

Услышав, что я журналист, он вежливо спрашивает, глядя на мою левую руку на привязи и забинтованную грудь, не будет ли мне трудно написать обо всём письменно Я соглашаюсь и пишу, рассказав о грубости, и предложив вывесить расписание завтраков, обедов и ужинов, дабы больные заранее могли планировать своё время, и вывешивать меню-раскладку, чтобы больные знали их рацион питания. Не могу обойти молчанием и утренний разговор с раздатчицей завтрака, когда заметил, что некоторые больные возвращают варёные яйца.

Спрашиваю:

— Почему вы даёте тухлые яйца?

— Я не знала, что мне дали.

— Но теперь вы знаете и продолжаете их давать больным людям.

— Я сказала женщине, что яйца тухлые и спросила, будет ли она брать. Она взяла.

— Но вы не имеете права давать испорченную пищу.

— Это надо обращаться не ко мне.

Вот и весь разговор. Заведующий отделением, прочитав внимательно мою писанину, рекомендует обратиться к диетсестре, которую мне пока не довелось увидеть. Такое решение вопроса.

Неожиданность происходит в обед. Собираюсь идти в столовую и слышу от пообедавшего уже сердечника Петра Петровича:

— Евгений, в коридоре будь осторожней. Там кто-то не дошёл до туалета и опорожнился на пол.

Что говорить — идти на обед расхотелось. Но и пережидать оказалось делом неблагодарным, поскольку рассыпавшиеся нечистоты не убираются. Дело в том, что в субботу не работает уборщица этажей, а медсёстры и медбратья убирать не обязаны.

В этот день дежурит по больнице заведующий отделением. Безобразие на полу появилось недалеко от его собственного кабинета. Он не может не заметить, но заходит к себе и читает там газету, пока в течение двух часов решается, кому же из обслуживающего персонала придётся всё-таки прибрать в коридоре, по которому постоянно ходят больные. В конце концов, один из медбратьев после внушительного разговора с ним пациента больницы, надевает резиновые перчатки и наводит в коридоре порядок.

По случаю выходного дня туалеты превращаются в места, куда невозможно войти. Больные ведь бывают разные. Не каждый справляется со своими нуждами, как того хочется. Вот и происходит так, что вокруг или в самом туалете, дверь которого не запирается по причине отсутствия защёлки, а унитазы без крышек, то кровь разбрызгана, то всё испачкано испражнениями, и убрать за такими больными оказывается некому. О какой чистоте, о какой гигиене может здесь идти речь? Платить-то за дополнительный штат уборщиц не из чего.