— Откуда… как ты… — разобрала она и удивилась:

— Ты чего?

— Как ты узнала, что он звонил?

Пораженная Марина не могла вымолвить ни слова — она даже представить не могла, что отец в обход ее разговаривает с Женькой, но, что еще интереснее, Хохол скрывает от нее эти разговоры. Что, черт побери, между ними происходит?

— Зачем он звонил? Что-то случилось? Он здоров? — еле выговорила она, охваченная беспокойством.

— Все с ним в порядке. Просто так звонил.

— Ты не научился врать мне, дорогой. — Марина шагнула в кабинет и приблизилась к сидящему в кресле мужу, вспрыгнула на столешницу. — Если бы он звонил просто так, ты не стал бы скрывать. Значит, есть что-то, о чем вы оба решили мне не говорить. Так что же это?

— Н-да, день перестал быть скучным, — печально прокомментировал Хохол, осторожно перемещая ноги жены себе на колено и беря в руку правую ступню. — Сиди спокойно, я помну немного.

— Ты не увиливай, — предостерегла она, откидываясь на упертые в столешницу руки и закрывая глаза.

— Не торопи. Не знаю, с чего начать, — массируя ее ногу от ступни к колену, отозвался муж.

— Сначала — так проще.

— Знать бы, где оно, это начало…

Хохол в самом деле не знал, с чего начать разговор о том, что рассказал ему по телефону Виктор Иванович. Новость была ошеломляющая, и Женька хотел, насколько возможно, оттянуть момент, когда Марина окажется в курсе. Но дотошная и чуткая Коваль каким-то образом почувствовала напряжение и сумела все-таки раскрутить его на разговор, которого Хохол так старался избежать. И Женька решил идти до конца — то есть врать. Иначе никто не поручится за то, что сделает в следующую минуту непредсказуемая Марина.

— Понимаешь… я хочу задержаться в Черногории подольше, а Грег вернется из лагеря — и куда его? Генка не может, дела у него какие-то, я и хотел отца попросить. Но он отказался, и я вот теперь думаю, как быть. Уговаривал его вместе с Грегом к нам прилететь, а что — отдохнули бы, на солнышке пожарились, морской воздух, то-се… А отец уперся — ни в какую. Думаю, что приболел он, но скрывает, — проникновенно сообщил он, массируя ногу жены и глядя ей в глаза так открыто, как только мог. — Он просил тебе не говорить — знает, что ты расстроишься и отдыхать не поедешь. Потому я и попытался промолчать, котенок. Все просто.

Она долго смотрела на него, пытаясь понять, не врет ли, но Хохол каким-то немыслимым усилием заставил себя не отводить взгляда, и это сработало. Коваль вздохнула:

— Вечно он… я вообще не понимаю, почему он так упорствует и не хочет переехать сюда. Мы вон даже телохранителя перетянули, а отец все отнекивается. Мне было бы куда легче, живи он здесь.

— А раньше ты его и знать не хотела, помнишь? — шутя поддел Хохол, возликовав в душе, что его план сработал.

— Помню. Но ты ж понимаешь — причины у меня имелись.

Причины имелись — Марина никак не могла простить отцу, что он, зачав ее от случайной интрижки с местной официанткой, никак не принимал участия в ее жизни, даже когда увидел, в каких условиях живет его дочь. Со временем она смогла победить в себе эту обиду, во многом благодаря помощи Егора Малышева, но порой старые чувства нет-нет да и накатывали, и тогда Марина грубила, злилась и довольно сильно обижала отца. Хохлу приходилось брать на себя роль буфера — он ухитрился найти с тестем общий язык, а потому часто заступался за него перед женой и долго, терпеливо объяснял той ее неправоту.