— Тогда до связи, Сара. И спасибо за уборку.

— Не стоит, миссис Мэриэнн. — Не сводя с нее взгляда, Сара попятилась к двери.

Эти взгляды Сара бросала на Марину не просто так, и Хохол, помнивший о том, как жена проводила время в постели лучшей подруги Виолы, старался оказаться в такие моменты как можно ближе, чтобы у серой мыши в очках даже не возникло сомнений — он не потерпит. Вот и сегодня, поняв, что Сара уходит, но все еще топчется в прихожей, он, перестав смеяться, вышел, потягиваясь, в холл и небрежно обхватил Марину за талию:

— Бай, Сара.

— Бай, мистер Джек, — чуть сморщив нос, выдавила она и вышла за дверь, а Марина, картинно вытерев со лба несуществующий пот, проговорила:

— Господи, как же достают эти политесы… ну, почему нельзя просто сказать — все, Сара, спасибо, вот деньги, всего хорошего? Нет же, надо сто раз поклон отбить и триста лишних слов сказать! Не могу! Ей-богу, такое остается ощущение, что я сама в доме все убирала — физическое состояние как раз похоже.

— Да, котенок, нелегко тебе дается английский этикет, — хмыкнул Женька, целуя ее куда-то за ухо.

— Так ты мне не скажешь? — вдруг не выдержала она, и руки Хохла, сжимавшие ее талию, чуть заметно дрогнули.

— Не скажу чего?

— Брось, не прикидывайся. Кто тебе звонил?

— Когда?

Она развернулась и уперлась обеими руками в широкую грудь, обтянутую белой майкой:

— Ну-ка, пусти!

— А если нет — что сделаешь? — без тени страха полюбопытствовал муж.

— Так скажешь?

— Нет. Тебя это не касается.

Коваль удивленно вздернула брови:

— Не поняла. Я думала, что в моем доме меня касается все.

— Все, — подтвердил Хохол, — кроме этого. Могут у меня быть собственные дела?

— Нет.

— Это кто же так решил? — хищно сузив ноздри, поинтересовался Хохол, и в его голосе Марина отчетливо различила недовольные нотки.

— Не забывался бы ты, — посоветовала она и тут же пожалела о своих словах, поняв, что перегнула палку.

В один момент ручища Хохла переместилась на ее горло и чуть сжала, а прищуренные серые глаза уставились в ее лицо острым, буравящим насквозь взглядом.

— Прекрати это. Ты не в России. И не Наковальня больше. В этом доме мужик — я. И я буду решать, что и когда говорить.

Он отпустил ее и пошел наверх, в кабинет, а Коваль, от неожиданности ослабев, осела по стене прямо на ступеньки лестницы.

— Однако… — машинально растирая шею, пробормотала она.

Женька не сделал ей больно, но удивил неожиданным напором и силой характера, чего прежде за ним не водилось. Марина поднялась и направилась вслед за мужем, найдя того за столом в кабинете. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять — уже раскаялся и жалеет. Как всегда…

— Ты молодец, Женька. Серьезно, — тихо сказала она, прислонившись к дверному косяку, — со мной так и надо.

— Не сердишься? — угрюмо спросил он, рассматривая сложенные на дубовой столешнице кулаки.

— Нет.

— Вещички бы собрать — улетаем через три дня, — напомнил муж, отходя от неприятной темы.

— Успеется. Что-то я отцу давно не звонила, замоталась совсем. — Она сказала это совершенно искренне и без задней мысли, действительно давно не говорила с отцом, и вдруг поймала взгляд Хохла — он таращил глаза и шевелил губами.