– Некоторые не отличат Господа от самого Вельзевула, даже если один будет облачен в белое, а другой – в черное. И как после этого требовать от тех же самых людей, чтобы они различали творения рук их? Ведь не оставляет сомнений, что это – проделки Князя Тьмы! – сухо откликнулся сидевший позади меня старый священник с крючковатым носом. Он лишь мельком взглянул на нас и вернулся к трапезе.

– Тогда Господь слишком уж многое дозволяет этому самому князю… – пробормотал в ответ его собеседник, озабоченно посмотрев в окно и прихлебывая пиво.

Молодая девушка примерно моего возраста подошла к большому черному котлу, висевшему над очагом, и разлила по мискам суп. Поставив перед нами миски и положив хлеб, она принесла нам пива.

– Уж эта девчонка знает, что нужно человеку, – подал голос мужчина, а девушка покраснела и, бросив на него сердитый взгляд, отвернулась к котлу.

Мы старательно дули на суп, остужая его, и уже поднесли было ко рту ложку, когда задняя дверь вдруг с грохотом распахнулась и в трактире появился невысокий человечек с фонарем в руках.

– Мария, приведи Альберта! Быстрее! Граф там, на морозе, он совсем плох. Нужно срочно нести его в дом!

Мария выглянула в окно – выходить ей явно не хотелось. Ни мужчина с кружкой пива, ни священник не сдвинулись с места, даже голову не повернули.

Поднявшись, Томас взял наши плащи и шляпы, которые я развесил сушиться возле очага.

– Я врач. Мы поможем вам, – сказал Томас, и я с сожалением посмотрел на миску с супом. – Пошевеливайся, Петтер! – Судя по голосу, возражений профессор не допускал.

Низенький человечек облегченно кивнул и быстро направился к выходу, страшась, очевидно, как бы мы не передумали. Он решительно сбежал по небольшой лестнице вниз и вышел во двор. Метель утихла, но я не сразу это понял: сильный ветер по-прежнему взметал в воздух хлопья снега. Человечек – а он оказался хозяином трактира – поднял фонарь и свернул по тропинке влево, за угол.

– Я хотел укрыться от ветра и наступил на него! – прокричал трактирщик, остановившись, и показал на припорошенный снегом холмик справа от тропинки, откуда выглядывали рука и лицо мужчины. Он поднес фонарь ближе, и я увидел очертания тела.

Забрав у трактирщика фонарь, Томас опустился на колени возле лежащего человека, приложил руку к его шее, прощупал пульс и приподнял веко. Однако, как он позднее объяснил мне, проделал все это лишь для видимости, и не нужен был врач, чтобы понять, что перед нами не просто граф, а граф мертвый.

Трактирщик, в чьей душе еще теплилась надежда, что его гость просто потерял сознание, отчаянно ахнул и заломил руки, а потом вдруг развернулся и скрылся в доме.

Приподняв фонарь, Томас посветил на снег вокруг умершего – тело успело запорошить тонким слоем снега, а рядом виднелись следы. Потом он зашагал к дому, а оттуда к лестнице и принялся исследовать несколько не замеченных мною тропинок. Фигура профессора скрылась в метели. Затем, вернувшись, он отдал мне фонарь и, вновь склонившись над покойником, прокричал:

– Тропинки ведут к двум небольшим домикам.

Он смахнул снег с лица умершего и отодвинул заиндивевший парик. Внезапно профессор потянул меня за руку, так что фонарь оказался прямо возле лица графа – на его щеке, под левым глазом, я разглядел огромное иссиня-черное пятно.

В эту секунду за моей спиной раздался пронзительный крик, заглушивший даже вой ветра, – от страха я выронил фонарь и повалился на покойника. В ужасе я обернулся и увидел женщину. Глаза ее закатились, и она осела в снег рядом со мной.

– Вставай! Помоги мне! – рявкнул Томас, приподнимая женщину за плечи. – Надо отнести ее в тепло, а то закоченеет.