Теперь, когда Сирра знала место ее заключения, не все еще было потеряно для нее.

Если бы только она отыскала Сади и позвала его на помощь: спасение и освобождение ее были бы обеспечены.

Образ Сади постоянно витал в ее воображении. Любимый муж, которому она навеки принадлежала душой и телом, искал ее; внутренний голос говорил ей это! До сих пор он не нашел ее только потому, что тюрьма ее была скрыта и надежна, но теперь Сирра открыла ее, и надежда снова прокралась в душу Реции.

Когда Саладин, спавший в смежной комнате, проснулся и поспешил к ней, она тихо сообщила ему радостную весть, что они скоро будут освобождены. Бедный мальчик с трудом переносил лишения неволи. Если бы около него не было Реции, он давным-давно заболел бы. Страх, наполнявший его в этих ужасных стенах, недостаток свежего воздуха, хорошей пищи и ряд тяжелых испытаний имели такое гибельное влияние на Саладина, что Реция серьезно беспокоилась за него. Да и сама она выглядела бледной и утомленной. И на нее разрушительно подействовали последние недели с их страшными событиями. Единственное, что поддерживало ее, это мысль о Сади, о любимом муже, который теперь был для нее всем после того, как злосчастная судьба отняла у нее отца и брата!

Когда Сирра при приближении старого сторожа шепотом простилась с ней, Реция была в сильной тревоге, чтобы старый дервиш не заметил Сирру. В смертельном страхе прислушивалась она, но не слышала ничего, кроме тяжелых шагов сторожа, — значит, Сирра прошла незамеченной.

Тагир явился в камеру и принес воду, хлеб и фрукты. Он едва бросил взгляд на своих заключенных. То обстоятельство, что он был глухонемой, делало его бесчувственным ко всему. Даже красота и трогательная прелесть Реции не производили на него никакого впечатления. Это был получеловек: ни чувства, ни участия, ни интереса не было в душе этого старого сторожа. Он мог видеть людские страдания и смерть, не чувствуя и тени сострадания. Механически исполнял он свои обязанности, как животное, влачил он свою жизнь. Ни радости, ни свободы, ни наслаждения не существовало для него.

Всегда одинаково было его лицо, всегда без какого-либо выражения. Что бы ни случилось, его грубые черты не изменялись.

Маленький принц боялся этого человека и всегда с ужасом глядел на него, когда тот входил в камеру: он казался ему одним из страшных сказочных образов.

Когда ушел Тагир, Реция накормила Саладина фруктами, сама поела немного, затем предалась мечтам об освобождении их дорогим Сади, чтобы только разогнать грустные думы в этой мрачной тюрьме.

Жалобы ее давно смолкли, никем не услышанные, ее мольбы об освобождении замирали в толстых стенах тюрьмы.

Никто, кроме Тагира, не являлся к ней, ни один человек не приходил спросить у нее, почему она здесь томится и кто привел ее сюда.

Реция с нетерпением ждала вечера, ждала ночи! Она твердо была уверена в том, что Сирра и Сади придут освободить ее и Саладина.

Проходил час за часом. Никогда еще день не казался ей таким длинным.

Тихо разговаривала она с Саладином.

— Мужайся, моя радость! — шептала она. — Сегодня ночью мы будем свободны, спасены!

— Ах, наконец-то, наконец-то! Но я ведь останусь у тебя, не правда ли? — спрашивал маленький принц.

— Да, Саладин, я буду охранять тебя!

— Если бы не ты, Рения, я давным-давно бы умер! — жалобно шептал принц, рано испытавший горькую судьбу.

— Ты останешься у меня, будь спокоен! Мой Сади придет освободить нас!

— Ах, теперь я люблю твоего Сади так же, как и ты.

— За это я еще больше люблю тебя! Это мой Сади принес тебя ко мне!

— А я тогда боялся его, так как прежде никогда не видел и не знал его! Другой офицер взял меня от Баба-Корасанди и отдал меня твоему Сади.