Официант принес два двойных алка:

— Апельсиновка кончилась. Тут смородиновка. Надеюсь, джентльмены не возражают.

— Я так и думал, — кивнул капитан, — что вы поймете.

— Разумеется, из-за того, что не гомик, — сказал Тристрам.

— Полагаю, — сказал капитан, основательно преуменьшая, — это как-то повлияло. Ваш брат, конечно, последним стал бы отрицать, скольким он, видите ли, обязан своей весьма извращенной сексуальности. А теперь, мистер Фокс, вы должны рассказать мне об этой его весьма извращенной сексуальности. Вы ведь всю жизнь его знаете. По-вашему, она настоящая?

— Настоящая? — нахмурился Тристрам. — Я бы сказал, чересчур, прямо до ужаса настоящая. Он начал все эти игры, когда ему и шестнадцати не было. К девочкам никогда никакого интереса не проявлял.

— Никогда? Хорошо. Теперь вернемся к вашему признанию, что вы человек подозрительный, мистер Фокс. Вы когда-нибудь подозревали свою жену? — Он улыбнулся. — Трудно задавать мужу подобный вопрос, но я спрашиваю с самыми честными намерениями.

— Я не вполне понимаю… — сказал Тристрам. А потом: — Помилуй Дог, на что вы намекаете?

— Начинаете понимать, — кивнул капитан. — Вы довольно сообразительны в таких вещах. Дело, видите ли, в высшей степени деликатное.

— Вы пытаетесь мне сказать, — недоверчиво сказал Тристрам, — вы пытаетесь намекнуть, будто моя жена… будто моя жена с моим братом Дереком…

— Я вот уже какое-то время за ним наблюдаю, — сказал капитан. — Он знает, что я за ним наблюдаю, но, похоже, не особенно беспокоится. Мужчине с нормальной сексуальной ориентацией прикидываться гомосексуалистом наверняка очень трудно, все равно что без конца улыбаться. Могу поклясться, ваш брат Дерек при разнообразных оказиях виделся с вашей женой. Могу назвать даты. Он много раз бывал в вашей квартире. Конечно, все это, возможно, никакого значения не имеет. Возможно, он давал вашей жене уроки русского языка.

— Сука, — сказал Тристрам. — Ублюдок. — Он не знал, кого из них надо еще разок обругать. — Она никогда не рассказывала. Никогда ни слова не говорила про его визиты в квартиру. Да, теперь все складывается. Да, начинаю понимать. Я его встретил на выходе. Примерно месяца два назад.

— А. — Капитан снова кивнул. — Хотя, видите ли, никогда не имелось ни единого реального доказательства чего-либо. В суде, когда были суды, все это не считалось бы реальным свидетельством преступления. Возможно, ваш брат регулярно посещал квартиру, обожая племянника. Он, разумеется, в вашем присутствии не приходил бы, зная, что вы его не любите, равно как, если на то пошло, и он вас. А жена ваша не хотела рассказывать о его посещениях, видите ли, из опасения, как бы вы не рассердились. А когда ребенок умер, два месяца назад, если я правильно припоминаю, визиты прекратились. Конечно, визиты могли прекратиться совсем по иной причине, а именно из-за его продвижения на занимаемый ныне пост.

— А вы много знаете, правда? — язвительно спросил Тристрам.

— Я и должен много знать, — сказал капитан. — Только, видите ли, подозревать — совсем не то что знать. Перейду теперь кое к чему важному и действительно мне известному про вашу жену и про вашего брата. Ваша жена написала вашему брату. Написала она ему то, что в старые времена называлось любовным письмом. Только одно, не больше, но, разумеется, в высшей степени инкриминирующее. Письмо это она написала вчера. В нем она говорит, как сильно по вашему брату соскучилась и, само собой разумеется, как сильно его любит.