Всё хорошо, спасибо,   сказала я рассеянно и оттолкнула руки Сеппо и Сердана. Я не хотела, чтобы меня кто то трогал. Только Леандер мог теперь это делать, он же притворился мёртвым. Теперь наконец и господин Рюбзам понял, что я чудом осталась невредимой  и его «Слава Богу» становилось всё более недружелюбным, пока к нам не присоединилась госпожа Дангель и оба начали дуэтом кричать на меня. Я какое то время безмолвно слушала и поняла по крайней мере это: Они увидели из окна господина Рюбзама, как я залезла на руины, потом легла плашмя на живот, упала вниз, сделав при этом сальто. Да, в их глазах это выглядело как паркур – правда, как паркур самого паршивого класса. И все думали, что я не пережила этот трюк.

  Потому что такое совершенно невозможно пережить,   заключил господин Рюбзам обессилено.   Вокруг тебя должно быть целая армада ангелов хранителей, Люси, ты это знаешь? Такое в принципе не возможно пережить невредимым ...

  Можно,   вмешался Сердан бурчащим басом   спокойно и дружелюбно, но так же явно поучительно. Господин Рюбзам и госпожа Дангель замолчали и смотрели на него.   Можно, если занимаешься паркуром.

  Да, эта парковка ... об этом рассказывала госпожа Моргенрот,   пробормотал господин Рюбзам в замешательстве.   И теперь Люси снова сделала это, хотя ей нельзя ... но ... откуда ...?   Вопросительно он посмотрел на Сердана, который шагнул вперёд, так что его могли видеть все.

  Мы все занимаемся паркуром. Сеппо, Билли, Люси и я. Это мы собственно научили её! Это наша вина, что она забралась туда наверх. Так как из за нас она перестала заниматься паркуром, потому что ...   Пронизывающий взгляд Сеппо на одно мгновение заставил Сердана замолчать. И я тоже не решалось заговорить.

  Не важно,   сказал он наконец пренебрежительно.   Её мать узнала об этом, а Люси была настолько благородной, чтобы не втягивать нас. Но мы все замешаны в этом. А Люси не позволяет себе что то запрещать. Она делает это так или иначе. Вы же видите. Даже посреди ночи. Но если вы хотите кого то наказать, то должны тогда наказать всех нас. Всех четверых. Хорошо?

  Дорогой Сердан, если бы ты хоть один раз столько много предложений построил на занятиях, мне бы не пришлось тебе каждый раз ставить четыре в устном,   проблеял господин Рюбзам. Я немного за него беспокоилась. Он выглядел как кто то, кто очень долго был сильно болен и слишком рано снова встал на ноги. А устный средний бал Сердана был ну правда, не нашей главной проблемой. Господин Рюбзам провёл по своим редким волосам.   Тогда вы занимаетесь этой парковкой ...

  Паркуром, Петер!   исправила его госпожа Дангель резким голосом.   Это называется паркуром!

  Вы об этом знаете?   воскликнула я в изумлении и все посмотрели на меня, как будто у меня не было разрешения говорить.

  Я учительница французского языка, n’est ce pas (франц. не так ли)?   спросила госпожа Дангель насмешливо.

  Я ничего больше не понимаю,   сдался господин Рюбзам.   И мне нужна сигарета. Люси, тебе где нибудь больно?

Я покачала головой, хотя у меня очень даже кое что болело. Моё сердце. Я не могла оставить Леандера лежать тут. Одного и раненого. И всё же это был единственный шанс. Поведение других было лучшем доказательством того, что он не стал видимым благодаря алкоголю   или между тем уже больше им не был. Потому что большую часть этой хреновины он снова выблевал.

Я не могла отвести его к врачу. Как врачу лечить кого то, кого он не мог ни видеть, ни слышать, а только чувствовать? И какие это будет иметь последствия? Нет, я должна оставить его лежать здесь.