Друг моего детства любил пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.
— Да ты остряк, — похвалил я его. — Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?
— Глупый вопрос, — сказал он. — Его прозвали Балаболом, потому что было за что. Иначе он не был бы им, верно?
— Он уже пришел?
— Его сегодня не будет, Саша. Приболел… Вообще-то я болтун, — в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться.
Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:
— Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства… Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банк — чья работа?
Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.
— Почему ты спрашиваешь именно у меня? — наконец подал он голос.
Я объяснил:
— Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?
— А почему это ограбление тебя так волнует?
Я разозлился.
— Сказал же, любопытство одолело! Не хочешь отвечать — отлично, молчи в тряпку! Чтоб ты подавился этой грязной тряпкой!
— Тихо, тихо, — попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.
— Смех на палке! — продолжал я чуть тише. — Чего ты боишься? Я же не прошу тебя свидетельствовать в суде.
Он побарабанил пальцами по сифону.
— Я не боюсь, — сухо уведомил он меня. — Я просто не знаю. Я вообще мало знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это, говорят, бывает вредно для здоровья.
Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот снова — прежде, чем это сделаю я:
— Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.
— Насреддины?.. — с сомнением сказал я. — Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей… — я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. — И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Странные, знаешь, слухи про него витают.
Бармен распрямился. Потом сгорбился.
— Балабол опасный человек, — только и шепнул мне в ответ. Отошел к холодильнику, бесцельно постоял, вернулся и еще прибавил. — Ты, Сашок, тоже. Извини, но твое чистое любопытство не имеет ко мне никакого отношения. Я просто бармен, так и передай.
— Дурак мнительный, — горько сказал я. — Кому передать?
— Я не знаю, кому. Я просто бармен.
— Эх, ты. Попортить бы тебе витрину за такие слова…
— Прости.
— Забыл, что мы с тобой в детстве вытворяли? Отловим, бывало, студенточку…
Он деликатно меня выслушал и спросил:
— Еще хочешь выпить?
— Дай газету посвежее, — угрюмо приказал я ему.
Он исполнил. Через шесть секунд мне стало противно, я скомкал газету и влепил бумажный шар в сияющий стеллаж. |