— Ну да. Это случилось очень рано. Так значит, мсье Башле был…
— Да, мертвый. И доктор Серру.
— Доминика Серру? — Пенроуз упоминал эту коллегу Гринвуда по приюту в Ла-Боке. — Разве ее убили не в клинике?
— Нет. — Сеньора Моралес разглядывала бледноватый пушок на персике, словно раздумывая — не вернуть ли фрукт в супермаркет. — Тоже в доме.
— Я думал, всех убили в «Эдем-Олимпии». Ведь доктор Серру жила в Ле-Канне.
— Не в ее доме. — Сеньора Моралес махнула рукой в сторону окон, за которыми виднелись крыши жилых домов анклава. — В доме мсье Башле. Четыреста метров отсюда.
— Значит, они погибли там вместе? Доктор Гринвуд пристрелил их обоих?
— Одновременно. Ужасно… — Сеньора Моралес перекрестилась. — Доктор Серру была очень добрый.
— Не сомневаюсь. Но что она там делала? Помогала ему чем-то?
— Ага… Чем-то.
Я подошел к окну; в саду работали разбрызгиватели, освежавшие лужайки и смывавшие накопившуюся за ночь пыль. Я-то имел в виду, что Башле заболел, может, у него случился внезапный приступ стенокардии, и он набрал номер «скорой». Доминика Серру приехала к нему, и этот вызов на дом стал в ее жизни последним, а другой доктор — у которого помутился рассудок — заявился туда со своим первым в тот день визитом.
— Сеньора Моралес, вы уверены, что они были убиты в доме Башле?
— Я видела трупы. Их выносили.
— Может быть, их, наоборот, вносили? Может, Башле привезли из офиса домой? А в этой суете вы легко могли…
— Нет, — сеньора Моралес уставилась на меня тяжелым взглядом. Голос ее звучал на удивление решительно, словно она боялась упустить свой шанс. — Я видела их кровь. Повсюду… Осколки костей на стене спальни.
— Сеньора, прошу вас. — Я налил ей стакан воды. — Извините, что поднял этот вопрос. Мы знали доктора Гринвуда. Моя жена работала с ним в Лондоне.
— Мне сказали уехать… — Сеньора Моралес уставилась куда-то над моим плечом, словно в голове у нее прокручивалась старая кинопленка. — Но я зашла в дом. Я видела кровь.
— Сеньора Моралес, — я вылил свой «спритцер» в раковину. — Зачем доктору Гринвуду понадобилось убивать столько людей? И ведь большинство из них были его друзьями.
— Он знал мсье Башле. Доктор Гринвуд часто к нему приходил.
— Может, он обслуживал его? Как врач?
Сеньора Моралес пожала своими широкими плечами:
— Он к нему ходил в то утро. Мсье Башле его ждал. Доктор Гринвуд давал ему книги. Об одной несчастной английской девочке. Она еще с королевой спорила.
— Несчастная английская девочка? Принцесса Диана, что ли? Он что, был роялистом?
Сеньора Моралес подняла глаза к потолку. Узенькие сопла пылесосов испускали трубные звуки, за которыми следовали резкие взвизги. Извинившись, сеньора Моралес покинула кухню и направилась к лестнице. Я сделал несколько шагов по выложенному плиткой полу и услышал ее недовольный голос — она делала выговор уборщицам. Поговорив со мной, она сняла накопившееся за несколько месяцев напряжение.
Уходя, она остановилась в дверях и одарила меня искренней — если только не хорошо отрепетированной — улыбкой:
— Мистер Синклер…
— Сеньора?
— Доктор Гринвуд… Он был хороший человек. Многим людям помог…
Переодеваясь в ванной, я все еще слышал странноватые интонации сеньоры Моралес. |