— Думаю, да.

К сожалению, этим список того, что я мог с ним сделать, полностью исчерпывался. Только держать.

Причинить ему какие-нибудь фатальные неприятности было не в моих силах.

— Ну и какой план? — осведомился Док на этот раз по-английски, чтобы его уж точно поняли все присутствующие. — Будем стоять здесь и мило беседовать, пока не прилетит американская крылатая ракета с ядерной боеголовкой?

— Ракета не прилетит, — сказал Ицхак. — Я всё отменил.

Док паскудно ухмыльнулся.

— Ты просто недооцениваешь мстительность своих заокеанских друзей, — сказал он. — И их склонность к перестраховке. Ракета прилетит, и произойдет это гораздо раньше, чем ты думаешь. И вот что я вам хочу предло…

Борден выстрелил.

В дробовик был заряжен спецбоеприпас, над которым Гарри колдовал долгими испанскими вечерами, и выстрел оторвал дернувшемуся в моих крепких телекинетических объятиях Доку правую руку.

Опять.

Но на этот раз Зеро оказался к потерянной конечности слишком близко, и что-то пошло не так.

Рука-лезвие, едва упав на пол, отрастила короткие конечности, как у сороконожки, и на всех парах устремилась к Гарри. Тот, конечно, был парнем бывалым, но от этого зрелища дернулся даже он.

И начал палить в ползущую на него руку.

Одновременно с этим наплевавший на травматическую ампутацию Док ещё раз дёрнулся в моих невидимых щупальцах и я впервые воочию увидел, как он трансформируется.

И зрелище это до сих пор периодически навещает меня в моих кошмарах.

Его ноги срослись. Его оставшаяся рука втянулась в удлинившееся туловище, и тело змеи, которое по-прежнему венчала голова Дока, вывернулось из моей хватки.

Я попытался перехватить его поперек туловища, но он продолжал трансформацию, становясь всё тоньше и всё длиннее, и неумолимо приближался к нам.

Это было отвратительное и в то же время завораживающее зрелище.

Ицхак с автоматом в руках встал передо мной. Он даже успел несколько раз выстрелить, а потом два лезвия, выросшие из змеиного туловища и за мгновение до смертельного удара блеснувшие сталью, вонзились ему в грудь и отбросили в сторону.

Время замедлилось, как это уже бывало со мной в минуты смертельной опасности.

Гарри ругался и продолжал стрелять, у него была своя война.

Утончающиеся и одновременно с этим удлиняющиеся лезвия полетели ко мне. Полетели, несмотря даже на замедлившееся время.

Я видел, что одно из них попадет мне в грудь, в другое — в голову. Видел, но сделать уже ничего не успевал.

И когда серебристый клинок уже маячил в нескольких сантиметрах от моих глаз, время остановилось.

* * *

На какой-то ограниченный миг, даже короче, чем на удар сердца, я стал вездесущ, всеведущ и всемогущ. Я стал всем, потому что симбионты были везде, а мой разум на мгновение стал их разумом и вобрал в себя все.

Я был всем, я был песком, зданиями и людьми, живыми и мёртвыми, я был воздухом и водой, автомобилями в пробке и самолетами в воздухе, водителями, пилотами и стюардессами, школьниками, опаздывающими на занятия и генеральными директорами, ведущими свои компании к неизбежному финансовому краху, я был политиками и пенсионерами, электрическим током и покосившимся штакетником на даче одинокой старушки, и я не был лишь Доком, он превратился для меня в тёмное пятно, он был единственным микробом в едином теле огромного существа, которым я стал.

Это меня раздражало.

И в этот краткий миг я многое понял и многое сделал.

В первую очередь я избавился от своего главного раздражителя. Несмотря на свое всемогущество, я ничего не мог поделать с субстанцией, из которой он состоял, и поэтому я просто обхватил его потоками голой силы, собрал с меня-пола те остатки, которые пытались убить меня-Бордена, и сжал всё это до размеров баскетбольного мяча.