– На мороженое, – предположил Калле.

– Попал в точку, – сказал Андерс. – Я уже чувствую, что мне оно необходимо.

– Да, так вот, тогда ты идешь к Грену, – продолжала Ева Лотта, – или к какому-нибудь другому ростовщику. И он дает тебе эти двадцать пять эре…

– Правда? – воскликнул Андерс, радостно удивленный такой возможностью.

– Да. Но ты должен обещать вернуть эти деньги через месяц, – объяснила Ева Лотта. – Но тогда двадцать пять эре будет уже недостаточно. Тебе придется заплатить ему пятьдесят эре.

– Ни за что! – возмутился Андерс. – С какой стати я это сделаю?

– Ребенок! – сказала Ева Лотта. – Ты что, никогда не решал в школе такие вот задачи на проценты? А Грен хочет получить проценты на свои деньги, понимаешь?

– Да, но он же может брать умеренные проценты, – произнес Калле, который не хотел, чтобы бюджет Андерса был окончательно подорван.

– А вот этого ростовщики и не делают, – сказала Ева Лотта. – Умеренно они не берут. Они берут слишком высокие проценты. А по закону это нельзя. Потому папа и недолюбливает Грена.

– Да, но почему же люди такие глупые, как пробки, что одалживают деньги у ростовщиков, – удивился Калле. – Ведь они могли бы одолжить на мороженое у кого-нибудь другого.

– Дурачишка! – сказала Ева Лотта. – Тут речь идет не о двадцати пяти эре, а о тысячах крон. Может, есть люди, которым необходимо, необходимо, ну, просто необходимо получить пять тысяч крон сию же минуту. И может, нет никого, кто бы им одолжил эту сумму. Никого, кроме таких ростовщиков, как Грен.

– Пошлем этого Грена подальше, – заявил Андерс, предводитель Белой Розы. – Вперед, на битву! К победе!

Перед ними стоял дом почтмейстера, а за ним в саду одна из служб – длинное строение под одной крышей, которое использовалось как гараж. Как гараж и штаб-квартира Алой Розы. Потому что сын почтмейстера Сикстен был предводителем этой воинственной банды. Сейчас гараж казался пустым и заброшенным. Издалека можно было увидеть, что к его двери прибит большой плакат. Казалось бы, проще простого пройти через садовую калитку, затем к гаражу и прочитать, что там написано, но так войну Роз не ведут. Это могла быть ловушка. Алые Розы, быть может, лежали в засаде в своей запертой штаб-квартире, готовые броситься на доверчивых недругов, осмелившихся подойти столь близко.

Предводитель Белой Розы инструктировал свои войска:

– Калле, проберись тайком вдоль живой изгороди, пока не очутишься за штаб-квартирой вне поля зрения врага. Заберись на крышу. Живой или мертвый, но добудь этот плакат.

– Плакат – живой или мертвый… Что ты хочешь сказать? – спросил Калле.

– Заткнись! – разозлился Андерс. – Это ты, живой или мертвый, должен добыть плакат, понятно? Ева Лотта, ты тихонько лежишь здесь и наблюдаешь сквозь живую изгородь за происходящим. Если увидишь, что Калле грозит опасность, просвисти нам сигнал.

– А ты, что будешь делать ты? – спросила Ева Лотта.

– Я спрошу мамашу Сикстена, не знает ли она, где он, – ответил Андерс.

Все принялись за дело. Калле вскоре добрался до штаб-квартиры. Чтобы подняться на крышу, большого искусства не требовалось. Калле и прежде проделывал это не раз. Нужно было лишь протиснуться сквозь живую изгородь и взобраться на бак с мусором за гаражом.

Он полз по крыше бесконечно тихо, чтобы враг не услышал его. В самой глубине души он очень хорошо знал, что гараж пустой. Знала это и Ева Лотта, а прежде всего – Андерс, который пошел к почтмейстерше узнать, где ее сынок.