— Велите немедленно подать мой экипаж.

— Да, милорд.

После ухода лакея за столом вновь воцарилось молчание. У приятелей хватило такта не расспрашивать его, но вопрос висел в воздухе. Джон ничего не объяснял. Только поднял бокал и допил портвейн.

Позже, пообещал он себе, превозмогая боль. Позже он предастся скорби. Но сейчас придется поразмыслить, каким образом отразится смерть кузена на состоянии дел в его поместьях. Прежде всего необходимо думать о поместьях — это главная заповедь каждого землевладельца.

Джон отодвинул стул и встал.

— Джентльмены, я должен вас покинуть. Меня призывают неотложные дела. Прошу прощения, — сухо выговорил он и, не дожидаясь ответа, покинул клуб.

На улице его ждала карета. Он велел кучеру ехать в городской дом, на Блумсбери-сквер. Полчаса спустя его камердинер Стивене укладывал вещи для поездки в Шропшир, а Джон отправился на бал к Кеттерингам. Необходимо сообщить новости Виоле. Встреча наверняка будет не из легких. Его жена всегда считалась женщиной сильных страстей, из которых самой сильной была ненависть к мужу. И это чувство она никогда не трудилась скрывать. Мало того, неизменно давала понять при каждой редкой встрече. В таких случаях взгляд леди Хэммонд становился ледяным, как воды зимнего моря. И вот теперь новости, которые только что получил Джон, должны круто изменить ее жизнь. Вряд ли это понравится Виоле.

Джон знал, что прибытие на бал вызовет переполох, ибо они с Виолой даже не давали себе труда притворяться, будто их брак имеет хоть какой-то смысл. Вот уже восемь лет, как существовал этот бесплодный пустой союз чужих людей. Но сейчас Джон поклялся себе, что все это скоро изменится.

Он остановился в Дверях и даже в этом полном зале легко разглядел среди собравшихся свою миниатюрную жену. На Виоле было шелковое вечернее платье его любимого цвета темной розы, но Джон и без этого все-таки различил бы ее в любом собрании. Даже после многих лет раздельных комнат и раздельной жизни он всегда мог найти Виолу в любой толпе. По волосам, разумеется. Они сверкали в свете многочисленных люстр, переливаясь золотом, словно в комнате неожиданно засияло солнце.

Она стояла спиной к нему, и он не видел ее лица, но особого значения это не имело. Джон легко мог представить каждую черточку: огромные зеленовато-карие глаза, густые каштановые ресницы, очаровательный рот с крошечной родинкой в уголке губ, ямочка на правой щеке, появляющаяся каждый раз, когда она улыбается. Непонятно, почему он так хорошо запомнил все это, ведь она так давно не улыбалась ему. Улыбка Виолы могла заставить любого увидеть рай. Но лицо ее иногда искажалось гримасой презрения, которое легко могло послать человека в ад. Джону не раз приходилось бывать в обоих местах.

Гости либо танцевали, либо наблюдали за танцующими, а поэтому не сразу заметили вновь прибывшего. А когда заметили, фигуры кадрили смешались, поскольку танцоры были слишком заняты, глазея на виконта, чтобы обращать внимание на сложные па, и через несколько минут музыканты перестали играть. Разговоры сменились неловким молчанием, после чего по залу пополз ропот. Что ж, вполне понятно: вот уже много лет лорд и леди Хэммонд не появлялись на одном балу.

Жена медленно повернулась в его сторону, и он затаил дыхание, как всегда, ошеломленный ослепительной красотой лица и совершенством фигуры. Хотя прошел почти год с тех пор, как они виделись, она выглядела точно так же, какой запомнил ее Джон.

Он увидел, как нежный румянец на щеках сменился меловой белизной при виде мужа. Искушенная в светских манерах, она была возмущена его появлением и не смогла это скрыть.

Однако когда он направился к ней, Виола сумела взять себя в руки и достойно выглядеть перед посторонними людьми.

Джон остановился в двух шагах, и жена приветствовала его с безупречной, холодной учтивостью, присущей их нечастым встречам за все эти годы.