Как только эта мысль оформилась, она почувствовала неприятный толчок где-то глубоко внутри и инстинктивно прижала руку к выступающему животу. Ребенок словно почувствовал ее смятение. «Наверное, это от кофе», — подумала она. А может, за этим скрывается нечто большее? Это словно напоминание, что ставка здесь — не просто карьера и репутация нескольких офицеров полиции. Мертвые младенцы и их матери. Они взывали к ней.

«Господи Иисусе, — сказала она себе, — я, похоже, становлюсь суеверной. Не говоря уже о том, что просто тупею». Марина поерзала на стуле, стараясь выбрать удобное положение. Не смогла. Она сделала еще один глоток теплой коричневой жидкости и начала складывать вещи в сумку.

Она настолько увлеклась, что не заметила остановившегося рядом человека, пока тот не заговорил.

— У вас не занято?

Она подняла глаза. Возле ее столика стоял Бен Фенвик. Она не узнала его по голосу, потому что сказано это было непривычным извиняющимся тоном. Который, впрочем, вполне соответствовал его общему состоянию. При тусклом освещении комнаты для наблюдения она не обратила особого внимания на его внешний вид, зато хорошо рассмотрела его теперь. Щеголеватый вид опытного политика, который был присущ ему в обычной обстановке, куда-то исчез, растворился, по мере того как нарастало напряжение нераскрытого дела. Он был небрит, волосы всклокочены, костюм помят, галстук перекошен, под глазами черные круги. На пресс-конференции ничего такого она не заметила. Вероятно, он собирался привести себя в порядок к следующей встрече с газетчиками. «Возможно, все актеры выглядят так, когда их не снимают камеры», — подумала она. Она вспомнила о семинаре, который обязательно провела бы, если бы осталась на преподавательской работе: «Химерические маски и диссоциация в восприятии собственной личности». Как это точно!

— Располагайтесь, — ответила она, продолжая укладывать сумочку. — Я уже ухожу.

— И куда же?

— Точнее, откуда. Ухожу отсюда.

— И куда?

— Назад к своей работе.

Он понимающе кивнул.

— Вы хотите сказать, что покидаете нас? Насовсем?

Она перестала возиться со своими вещами и внимательно посмотрела на него.

— А что в этом, собственно, удивительного? Мне платят недостаточно много, чтобы я терпела ваше пренебрежительное отношение. Скажем так: вы не оценили мое профессиональное мнение, вложенные усилия не покрываются отдачей. Вы высмеивали все, что я говорила. В том числе перед командой.

Она чувствовала, что неконтролируемо повышает голос, и понимала, что на них уже оглядываются. Но ей было наплевать.

— Ну, я…

Но она еще не все высказала.

«Пришло время услышать горькую правду», — подумала она.

— Вы спрашивали, что я думаю, а когда я отвечала, игнорировали мои слова, потому что они не совпадали с тем, что вы хотели бы услышать. Сейчас у вас в комнате для допросов сидит невиновный человек и…

— Положим, вряд ли он совсем уж невиновен.

Она почувствовала, что краснеет, а внутри закипает злость. Она понизила тон, но голос ее остался жестким.

— Человек, не виновный в том преступлении, в котором вам хочется его обвинить. Ладно, желаю удачи! — Она поднялась и закинула сумку на плечо. — Я пришлю вам счет.

— Постойте!

Фенвик взял ее за руку. Она остановилась и вопросительно посмотрела на него. В глазах его читалось не просто раскаяние. В них горел огонек последней надежды. Как у спасшегося при кораблекрушении человека, которому удалось уцепиться за обломки корабля.