— Электрошок был применен? — спросила я, потому что не нашла в истории болезни записи об этом.

— Нет. В тот момент, когда я принимал решение, у меня не было другой плодотворной альтернативы. Но однажды утром, во время психотренинга, произошло маленькое чудо.

Он замолчал, чтобы зажечь трубку.

— Расскажите, как в этот раз проходил психотренинг, — попросила я.

— Некоторые задания выполняются чисто механически, можно сказать, для разогрева. Во время именно этого сеанса пациентов выстроили в ряд и попросили изобразить цветы. Тюльпаны, нарциссы, маргаритки — что придет в голову. Каждый изобразил цветок по своему собственному выбору. Понятно, что уже из выбора пациента можно сделать некоторые заключения. Это был первый случай, когда Эл принимал в чем-то участие. Он изогнул руки в петли и наклонил голову. — Доктор Мастерсон продемонстрировал сказанное, при этом больше походя на слона, чем на цветок. — Когда психотерапевт спросил, что это за цветок, он ответил: «Фиалка».

Я ничего не сказала, чувствуя нарастающую волну жалости к этому потерянному мальчику, дух которого незримо возник в комнате.

— Вы же знаете — фиалками называют гомосексуалистов. Поэтому, конечно, первой реакцией было предположить, что этот образ у Эла связан с отношением к нему его отца, что это грубая, оскорбительная характеристика женоподобных черт юноши, его хрупкости, — объяснил доктор Мастерсон, протирая очки носовым платком. — Но за этим образом Эла стояло нечто большее. — Снова нацепив очки, он спокойно посмотрел на меня. — Вы знакомы с его цветовыми ассоциациями?

— В общих чертах.

— Фиалка ассоциируется также с цветом.

— Да. С фиолетовым, — согласилась я.

— Это тот цвет, который вы получите, смешав голубой цвет депрессии с красным цветом ярости. Цвет синяков, цвет боли. Это его цвет. Тот самый, который, по словам Эла, излучала его душа.

— Это цвет страсти, очень интенсивный, — сказала я.

— Эл Хант был очень впечатлительным молодым человеком, доктор Скарпетта. Вы знаете, что он верил в свое ясновидение?

— Предполагала.

— Он верил в ясновидение, телепатию, и при этом был суеверен. Нет необходимости говорить, что эти черты становились более выраженными во время сильного стресса, когда он верил в свою способность читать мысли других людей.

— И он действительно обладал такой способностью?

— У него очень сильно была развита интуиция. — Трубка доктора Мастерсона снова погасла. — Я должен сказать, что его предчувствия часто находили подтверждение, и это было одной из его проблем. Он чувствовал мысли или ощущения других людей, а иногда, казалось, обладал необъяснимым априорным знанием того, что они собираются сделать или что уже сделали. Как я уже отмечал во время нашего телефонного разговора, трудность заключалась в том, что Эл слишком живо все себе представлял, заходил слишком далеко в своих предчувствиях. Он растворялся в других, перевозбуждался, терял рассудок: Это происходило отчасти из-за слабости его собственной личности. Он, как вода, принимал форму того сосуда, который заполнял. Говоря штампами, он заключал в себе весь мир.

— И для него это представляло опасность, — заключила я.

— Если не сказать больше. Он мертв.

— Вы говорите, он считал, что может чувствовать другого человека?

— Совершенно верно.

— Это поразило меня, поскольку противоречит его, диагнозу, — сказала я. — Люди с такими нарушениями, как пограничное состояние личности, обычно не испытывают никаких чувств по отношению к другим.