Краев был даже рад этому. Ему неприятно было видеть, что он ошибся в своем выборе.
Большинство же прорвавшихся при помощи Краева наверх адаптировались очень быстро. Получали московскую прописку. Перекраивали местную собственность, стараясь не обделить себя и бывших спонсоров. Занимались текущими делами ‑ большими и маленькими. И не проявляли при этом ни малейшего желания вступить в «Партию честных» и заняться коренным переустройством мира. С Краевым, прошлым своим благодетелем, разговаривали поначалу уважительно, потом их «да» все больше становилось похоже на «нет», а затем Краева и вовсе перестали пускать на порог. Мало ли придурков достают приличных людей своими чудачествами?
Краев приелся. Неизвестно, что стало бы с его своеобразной методикой предвыборных кампаний, сохранила бы она дальше свою эффективность или нет, потому что Краев сам хлопнул дверью. Он потерял работоспособность. Он потерял вообще всякое желание работать, потому что заполнивший его душу вязкий депрессивный туман сбил его с ног, бросил его на колени. Краев, как младенец, оставшийся в незрелости до средних лет, вдруг открыл для себя простую истину, нельзя не испортиться, придя к власти. Он увидел, что система либо раздавливает людей, либо переделывает их по своему образцу. Но понимание пришло поздно. Николай оказался слишком слабым человеком, чтобы переварить крушение идеалов. Психика Краева рухнула, раздавленная грузом разочарования.
Николай Краев ушел в глубокое подполье и постарался сделать все, чтобы о нем забыли. Ему понадобилось полгода, чтобы кое?как подавить в себе желание залезть в ванну и вскрыть вены. И теперь он валялся на диване и читал книжки. Проедал деньги, заработанные за последние три года. Денег пока хватало.
* * *
– Я разочаровался, ‑ сказал Краев. ‑ Не хочу разочаровываться еще раз. Не хочу разочаровываться в тебе, Илья.
– Ты знаешь меня, Николай. ‑ Жуков положил руку на плечо Краева, сдавил его сильными пальцами. Он был серьезен, как никогда. ‑ Ты знаешь, что я не предам… Ты знаешь. Мы должны сделать это. Вместе.
– Ты не представляешь, куда лезешь! Тебя никогда не били по?настоящему. Ты везунчик, Жуков. Тебе всегда везло. И ты думаешь, что тебе будет везти всегда?…
– Меня не били? ‑ Давила криво, зло усмехнулся. ‑ Смотри!
Он с треском дернул рубашку вверх, и Краев увидел грубый шрам. Шрам пересекал живот Давилы наискось ‑ сверху донизу. Стягивал толстую кожу уродливым багровым рубцом.
– Я полз двадцать минут по земле до ближайшего дома, ‑ сказал Давила. ‑ От того места, где меня пырнули ножом. Я заправлял свои кишки обратно рукой, потому что боялся получить инфекцию. Ты представляешь ‑ я должен был подохнуть сразу! Они были в этом уверены. А я полз и думал об инфекции. Идиот, правда? Нашел о чем думать. Только они не рассчитали. Давила очень живучий. Живучий…
– Кто тебя? ‑ Краев побледнел.
– Было кому… Ты думаешь, я просто так бросил свою избирательную кампанию и ушел в тень? Многим я тогда яйца оттоптал. Они пытались со мной договориться. Но потом поняли, что не удастся…
– Илья… ‑ Краев мотал головой, пытался собраться с мыслями. ‑ Мало тебе досталось? Прости… Ты же умный человек. Ты должен понимать. Это же гора! Вот что ты пытаешься сделать ‑ сдвинуть гору. Маленький человек не может сдвинуть огромную гору. Он может расшатать пару камней из основания, даже выдернуть их. Только его задавит. Неминуемо задавит осыпавшейся лавиной. Я видел людей, которые пытались сделать это. Я сам был таким. Я успел увернуться. Как видишь, жив. Только… Только я больше не хочу туда лезть.
Может быть, я ‑ маленький человек. ‑ Давила заправлял рубаху обратно под ремень. ‑ И ты ‑ маленький. Но только я не один. Есть силы… Определенные силы в нашей стране, которые хотят развалить эту гору и построить нормальное, не уродливое общество. |