Дэйв поставил новую панель рядом с той, которую собирался заменить. Столбы еще можно оставить, а вот старая панель прогнила настолько, что почти все гвозди из нее вывалились. Дерево на заостренных верхушках столбов крошилось и осыпалось, словно труха.

– Что ж, поехали… – пробормотал Дэйв.

Направляясь в патио за молотком-гвоздодером, он подумал: не принести ли из гаража старое радио? Ему, конечно, нравилось работать на свежем воздухе в тишине, но под музыку дело пойдет бодрее…

Вдруг Дэйв остановился. Прислушался.

Откуда-то доносился слабый звук… Детский плач?

Плач, хоть и тихий звучал близко. Слишком близко. На заднем дворе.

Какого черта?..

Он развернулся и посмотрел на деревянную панель, которую оставил футах в десяти в стороне. Наклонил голову. Повернулся еще немного. Сарай?

Подумал: может, кто-то оставил младенца в сарае Холкомбов? Потом в голову ему пришел еще один, менее правдоподобный вариант: что если там поселились бездомные? Сарай снаружи был похож на маленький домик: островерхая черепичная крыша, занавески на окнах по обе стороны от двери и… никаких замков.

Шагнув к сараю, Дэйв нерешительно окликнул:

– Эй?

Ему было не по себе от одних только мыслей о том, что такое возможно, но ведь на самом деле случаются и более невероятные вещи. Если сарай заняли бродяги, они могут быть вооружены… Пусть даже у них нет ножей и пистолетов – в сарае достаточно инструментов, которые могут стать орудием убийства. Он должен быть осторожен.

– Есть тут кто-нибудь?

Слабый плач не стихал, и Дэйв уже почти убедил себя, что в сарае ребенок или даже целая семья. Но когда они успели… вселиться? Он был там сегодня утром, перед тем как отправиться за новым забором. Спрятаться там негде – помещение площадью примерно десять на двенадцать футов, все углы просматриваются. К тому же, пока он отсутствовал, ворота были закрыты на замок.

Дэйв подумывал о том, чтобы все же добраться до гвоздодера, ведь тогда у него будет что-то для самозащиты, но почувствовал себя глупо. Отогнав навязчивые мысли, он подошел к сараю, повернул ручку и распахнул дверь. Даже сейчас, после полудня, здесь было темновато: солнечные лучи едва пробивались сквозь ветхие занавески на маленьких окнах.

Он внимательно оглядел инструменты, проверяя, нет ли где укромных мест, где мог бы поместиться младенец. Но, судя по количеству паутины, единственными обитателями сарая были пауки. Зайдя внутрь, Дэйв сдвинул сложенный брезент, оттолкнул в сторону красную тачку, приподнял охапку подвесных светильников. Ничего.

А ребенок продолжал плакать – тихо, но отчетливо. Это было безнадежное всхлипывание, словно у него уже не хватало сил на возмущенный рев, на который откликнется любой человек в радиусе трех кварталов, если у него есть хотя бы намек на родительский инстинкт. Этот плач странно действовал на Дэйва – ему казалось, что он единственная надежда младенца.

Теперь, когда он стоял посреди сарая, ему казалось, что плач доносится снаружи. Тут Дэйв подумал о кустах под самыми окнами. Когда он впервые обследовал дом, то не рассмотрел как следует ограду за сараем – сквозь переплетенные ветки видна была лишь небольшая ее часть. Выйдя из сарая, Дэйв повернул ручку, чтобы закрыть дверь так плотно, как это только возможно без замка. Уверенный, что кто-то оставил ребенка за сараем, он искал в кустах просвет и гадал, как кому-то удалось тут пройти, не оставив следов – сломанных веток. Потом его посетила более страшная догадка – что если кто-то подошел к сараю с другой стороны, по заросшему травой и сорняками полю, и перебросил ребенка через забор… высотой в шесть футов?

Нет, не может быть!.