Мужчина как раз зажигал сигарету, но от изумления почти выронил ее изо рта.
— Дверь была открыта, — выпалил Дин.
— Неправда.
— Вы коронер?
— А кто спрашивает?
Дин показал удостоверение:
— Агент Ван Зандт, ФБР. А это агент… Зивон, — не дожидаясь реакции Кастиэля, он продолжил: — Шериф Дэниэлс сообщила нам код на случай, если вы заняты.
Коронер долго разглядывал то неожиданных гостей, то открытую дверь, потом поднес к сигарете зажигалку:
— Меня зовут Тодд Уинстон. Да, я коронер, — он затянулся и выпустил струйку дыма из уголка рта. — Но шериф Дэниэлс вам не давала никакого кода, потому что она не особо жалует федералов.
— Ох ты боже ж мой, сейчас помру с горя, — бросил Дин. — Давайте оставим в покое шерифа, и вы мне покажете недавно поступивший труп.
Ворча под нос, Уинстон проводил гостей по коридору к маленькому офису и нырнул внутрь. Дин успел разглядеть, что стены там увешаны книжными полками от пола до потолка — книги были, в основном, в твердых переплетах и все еще в суперобложках. Уинстон появился из офиса со связкой ключей и отвел «агентов» в другой коридор, еще уже прежнего. За очередной дверью открылось помещение с длинными флюоресцентными лампами, заливающими его холодным безжалостным светом. Если во всем здании царила приятная прохлада, здесь было ощутимо холодно, и Дин порадовался, что на нем костюм. В центре стоял стальной стол со стоком внизу, окруженный стендами с инструментами и емкостями с каким-то жидкостями. Рядом примостилась полуопустевшая бутылка питьевой воды. Дин помедлил, чувствуя, как знакомые запахи дезинфекции и химических консервантов щекочут нос, и подождал, пока Уинстон наденет латексные перчатки и халат. Потом коронер отошел к дальней стене с отсеками, поднатужившись, вытащил двухметровый выдвижной ящик и поднял плоскую крышку из нержавейки:
— Это ваш парень?
Дин заглянул внутрь: белый, голый и какой-то плоский, труп Дэйва Волвертона выглядел еще более тощим и жалким, чем Дин себе представлял. Хоть Волвертон и старался при жизни одеваться и вести себя, как солдат Гражданской войны, но по странной иронии именно этих обнаженности и неподвижности ему и не хватало, чтобы окончательно завершить превращение. Рана под подбородком была очищена и зашита, а кожа все еще оставалась вспухшей и розоватой там, где швы обычного Y-образного разреза скрепляли вскрытую грудную клетку. Редкие темные волосы покрывали костлявую грудь и почти болезненно впалый живот. Это тело было очень легко представить в настоящем полевом госпитале 1864 года.
«Кажется, он был голодным, когда умер», — подумал Дин и удивился ходу собственных мыслей.
Он обнаружил, что не может оторвать взгляда от лица Волвертона, от втянутых щек и впалого рта. Лицо это, даже расслабленное и неподвижное, выглядело странно зловещим, и Дин начал нервничать. Он понял, что не горит желанием находиться рядом с трупом дольше необходимого.
— Вскрытие показало что-либо необычное?
— Ничего особенного.
— А что с токсикологическим отчетом?
— Еще не переслали, — Уинстон снова затянулся, поискал глазами пепельницу и, не найдя, выбросил окурок в немытую чашку из-под кофе.
— Вы его не сами готовите? — поинтересовался Дин.
Уинстон покачал головой:
— Этой частью заведует лаборатория в Уолдроп-сити. У нас тут нет нужного оборудования.
— Что ж, у вас есть, что попросить у Санты на Рождество, а? — Дин нагнулся, чтобы рассмотреть шею погибшего, и увидел синяки, которые заметил Сэм на фото. — А это что?
— Повреждения? Ожоги от веревки. |