Правда, в этом учебном году я всё время сбегал с урока пения. Должен вам сказать, что у нас в этом смысле школа несколько необычная. Она у нас с музыкальным уклоном. И поэтому уроками пения у нас занимаются все с первого класса по десятый. Так вот, когда я не смог сбежать — взял и сорвал его, — пел нарочно громче всех и назло всем фальшивил, за что и был изгнан с занятия. Но как я сейчас об этом сожалел! А может быть, начать петь мне уже поздно, может, мои сверхкосмические занятия уже так "ослабили эмоциональную сторону моей природы", что это уже, вероятно, "отразилось на моих сверхумственных сверхспособностях", а может быть, даже сверхотразилось, хотя, впрочем, не может быть, чтобы сверхотразилось, просто отразилось. И всё это действительно "равносильно утрате счастья"?!

Да нет, не может быть! Я же ещё не такой старый, как Чарлз Дарвин, каким он был, когда записал эту мысль в свой дневник. Конечно, я ещё успею "усилить эмоциональную сторону моей природы". Только надо не терять ни минуты.

Быстренько! В аварийном порядке! Понапишу стихов, понапою песен, понатанцую танцев, понасмеюсь вдоволь, понавеселю друзей и понавеселюсь сам. Тем более, что теоретически я со всеми этими премудростями знаком, остается только перейти от слов к делу, и всё! И полный порядок! Я приготовил тетрадь для стихов и песен. Идея! Песни я буду петь свои и на свою музыку. Про сердце спою песню, про сердце, которое всегда бьётся, делая пятьдесят два удара в минуту, в любой ситуации, тем более что сердце — это конусообразной формы полый орган. Задневерхняя, расширенная часть сердца называется основанием сердца, базис кордис. Передненижняя, суженная честь называется верхушкой сердца, апекс кордис. Сердце располагается сзади грудины, с наклоном в левую сторону. Ну и так далее и тому подобное.

Теперь об усилении эмэсэспэ!..

Только вот как я её усилю, Эмоциональную Сторону Своей Природы, если учительница пения сказала, чтобы ноги моей больше не было в классе? Ничего, она ещё извинится и ещё попросит у меня разрешения, чтобы я присутствовал у неё на уроке. Кстати, надо будет сегодня же заготовить воспоминание, которое учительница пения напишет о моём пении. Ну ладно! Это потом. Это после урока пения.

Нет, представляю, какие лица будут у этих ченеземпров, когда я добровольно заявлюсь в класс! Они и не представляют, что я берусь за это сомнительное дело, стараясь как можно быстрее возвращать к жизни клетки мозга, которые длительное время не занимались искусством.

Но всё-таки как это могло случиться, что мой сверхорганизм упустил из виду это сам, и, по-видимому, на уровне генов?.. Я как-то и не задумывался над тем, что собственно говоря, передали мне по наследству мои родители и, кстати, передали ли они мне что-нибудь эмоциональное или не передали? В детстве, я имею в виду своё младенчество, пели ли они мне колыбельные песни (не помню) и играли ли они на каком-нибудь музыкальном инструменте? На балалайке? На домре? На гитаре? В конце концов, на пианино?

С этими мыслями я вошёл в столовую. Отец работал над своей диссертацией. Мама вязала. Я начал разговор спокойно и издалека:

— Вот когда младенцы засыпают, им поют колыбельную… А вы пели мне колыбельную песню?

— Нет, — сказала мама.

— А ты, папа?

— Зачем тебе было петь? Ты и так спал как убитый…

— Вот именно как убитый! Спал тогда, а как убитый сейчас… Вот, вот почему не смыкается круг.

— Какой круг? Почему не смыкается? — Отец снял очки, потёр переносицу и спросил: — И почему он должен смыкаться?

— А потому, что… потому, что в Америке есть бэби-певцы. Слышали об этом?

— Что ещё за бэби-певцы? — удивились мои родители.