— Пострадавшие от информационного взрыва в голове Иванова, высказывайтесь!

— Он мне сказал: "Ты когда на меня смотришь, у тебя глаза какие-то большие становятся. Ты щитовидку, говорит, проверь".

— Он жестокий к людям… У него любимая поговорка: "Всех бы вас к пираньям во время отлива!"

— И ругается на каком-то непонятном языке.

— Высокомерный…

— Просто зазнайка, — сказала Лена Марченко. — Воображает, что он один всё знает, а другие ничего не знают. Строит из себя сверхчеловека…

— Глупости всё это, — сказала Голованова, обращаясь к моему отцу. — Последний диагноз наш такой: Юрий Иванов — не Юрий Иванов, одним словом, ваш сын — не ваш сын.

— А кто же он? — спросил отец.

— Он инопланетянин… Вашего сына они похитили, а вместо него подослали двойника вашего сына! Может быть, у этих наших братьев по разуму, с одной стороны, так высоко развита техника, что они могут создавать двойника человека, а с другой стороны, эти братья, может, не такие уж братья и уж не по такому разуму, если судить по Юрию Иванову, то есть, я имею в виду не его разум, а его поведение, а может, у них на планете все себя так ведут!.. Поэтому мы, — сказала Голованова, — предлагаем устроить завтра же Юрию медицинскую экспертизу!.. Если вы, конечно, не возражаете… У Веры папа профессор-психолог, он с космонавтами занимается… Мы уже с ним договорились, сделаем ему все анализы — крови, ну и всякие другие, которые нам всё разъяснят!

— Я не возражаю против экспертизы, — сказал отец, — но он, мой сын, уже одного гипнотизёра усыпил, поэтому я боюсь, как бы он с врачом космонавтов что-нибудь не сотворил.

— А ты, Иванов, не против экспертизы?

— Хоть две! — сказал я громко и даже обрадованно. Лучшего подарка, чем экспертиза, мне никто не мог придумать. Тем более, что мне уже было пора и самому пройти психологический практикум у хорошего профессора. Кстати, под хорошим предлогом пройти тренировочку. А я-то думал, как мне попасть к профессору, который с космонавтами занимается, а тут он мне сам, можно сказать, в руки лезет.

— Значит, завтра, — сказала Голованова. — Тут у меня записано.

— Только имейте в виду, что у меня завтра от пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль будет… В общем я буду занят.

После этой фразы отец, ребята и все девчонки как-то по-особенному переглянулись, пошептались между собой, пошептались потом с моим отцом. А Голованова сказала:

— Хорошо, Иванов, хорошо. У профессора как раз приём кончается в четыре, так что ты, Иванов, после четырёх — прямо к врачу.

— Только ты, Иванов, дай… Юрий! — сказал отец низким голосом, — только ты дай в присутствии всех ребят честное слово, что ты придёшь!

— Честное слово, — сказал я.

— Запиши адрес поликлиники, — сказала Голованова. — Улица…

Но адрес поликлиники узнать в эту минуту мне не удалось. Голос Головановой покрыл оглушительный взрыв и звон разбитого стекла, раздавшийся где-то в районе кухни. Все вздрогнули, как по команде… кроме меня, конечно. Через секунду там же раздался второй взрыв. И все вздрогнули ещё раз. Я продолжал сидеть совершенно спокойно, только сердце у меня чуть-чуть заныло от нехорошего предчувствия. Вскочив со стула, отец поспешно выскочил из комнаты. Ребята все как сумасшедшие опрометью бросились вслед за отцом. Самым последним поднялся я и неторопливо проследовал на кухню.

Наша белоснежная, как операционная палата, кухня представляла собой страшное зрелище.