А гадкий тип с фотоаппаратом к тому моменту уже ушел. Наверняка он сделал тогда много снимков. Где они теперь? К кому попадут в руки?

От этих мыслей ей стало нехорошо. Она невольно ловила насмешливые взгляды проезжающих мимо водителей. Казалось, все вокруг знают про фотографию, которая лежит в ее сумочке, видят, что на ней изображено, несмотря на клочки. Надо срочно уничтожить эту пакость! Не дай бог она забудет и приедет с обрывками к Максу.

Ира остановилась, едва выехав за кольцевую дорогу. Выгребла из сумки все обрывки, для достоверности сложила их вместе на сиденье, чтобы не потерять ни один фрагмент. Невольно отметила, что лицо ее на снимке выглядит одухотворенным, как будто она собирается молиться, а не… Сжечь, сжечь! Полезла в бардачок за зажигалкой, которую возила с собой на всякий случай, потому что они с Максом любили свечи и зажигали их везде, иногда даже в машине. От ее движения пара обрывков свалилась на пол, и, наклонившись за ними, Ира увидела на обратной стороне какие-то буквы. Она подняла упавшие кусочки и снова сложила фотографию, на этот раз картинкой вниз.

С обратной стороны была прилеплена наклейка. Ира знала, что многие фотографы, в основном известные, метят свои работы «визитной карточкой», чтобы их не перепутали в больших изданиях. Значит ли это, что Красильниковский приятель уже известен и его фотографии публикуются? Час от часу не легче!

Да нет, решила Ира, известный фотограф не будет помещать на работах свой домашний адрес и телефон, он, наоборот, скрывается от лишних контактов. А этот, Всеволод Грищенко, как сообщала наклейка, просто понтуется в надежде, что кто-то позвонит по указанному телефону и закажет ему съемку. И адрес тоже для понта, для солидности.

Ира немного подумала, пошевелила губами и запомнила наизусть адрес и телефон Всеволода Грищенко. Вышла из машины, сожгла зловредные клочки дотла на обрывке картонной коробки. И поехала на дачу к жениху уже без стыда, с отвагой и решимостью в сердце. Много лет она просто плыла по течению, позволяя жизни играть с собой как заблагорассудится. Теперь она готова бороться за свое счастье.

На следующий день она сослалась на необходимость заниматься в библиотеке и снова поехала в город. Заскочила к себе, взяла кое-что необходимое, потом заняла наблюдательный пост у дома Грищенко и стала ждать. Злополучного фотографа она узнала сразу — он вышел, но вскоре вернулся с тощим белым пакетом, наверное, ходил в магазин. Ира знала номер квартиры, но заходить побоялась — вдруг Грищенко живет не один. Она караулила целый день, благо неподалеку находился Макдоналдс, где можно было перекусить и сходить в туалет. После этих отлучек Ирина набирала домашний номер фотографа, чтобы убедиться, что птичка по-прежнему в клетке.

Никакого четкого плана у нее не было. И если бы Грищенко не подставился сам, она бы еще долго выбирала момент, не зная, как к нему приблизиться. Но к вечеру он снова появился на пороге (Ира стояла уже около самого подъезда, чтобы в темноте не пропустить объект наблюдения) и неуверенными шагами направился куда-то — по счастью, не в метро, где она неминуемо бы его потеряла.

Ей повезло несказанно. Он зашел во второсортный ночной клуб под мерцающей безвкусной вывеской. Дальше Ира уже знала, что делать: накрасилась при скудном свете автомобильной лампочки — пусть неаккуратно, но она ведь не собирается играть светскую даму, — надела мамин черный парик, поменяла утепленные джинсы на короткую кожаную юбку и ажурные колготки. И проскользнула в подозрительное заведение.

Подцепить этого лоха оказалось проще простого. Ира не лезла к нему с разговорами, да и вести их было бы затруднительно из-за бьющей по ушам музыки. Она лишь выяснила главное — он живет один. Больше сидеть в клубе и травиться кислотными коктейлями не имело смысла.