Изменить размер шрифта - +
. Ночь-то еле добралась до середины… Он сел на лежанку. Цепи зазвенели. Если кто-то проснется, он всегда может сказать, что разбудил его по недосмотру. Сосед справа лежит черный и неподвижный, как бревно. С этой стороны нечего ждать. Зато сосед слева, кажется, не так безнадежен: Юрий Алмазов мечется в лихорадке, вот и сейчас он в полусне откашливается.

– Ты спишь? – спросил Николай.

Ответа не последовало. Нет, так не пойдет. Он, уже более настойчиво, повторил:

– Ты спишь?

На этот раз Алмазов приподнялся на локте и проворчал:

– Чего тебе надо-то?

– Ничего, ничего… – заторопился нарочито извиняющимся тоном Озарёв. – Просто я думал, тебе не спится. Печка эта дурацкая дымит – мы вот-вот задохнемся! Надо бы сказать дежурному офицеру…

– Хорошо, скажем утром. Спокойной ночи!

– Слушай, а ты ведь завтра вполне можешь отказаться работать, поскольку у тебя сильная простуда. Лепарский прекрасно это поймет…

– Не хочу помирать со скуки, оставшись здесь, лучше уж пойду с вами.

– Так боишься одиночества?

– Боюсь. А ты?

– И я тоже, – признался Николай. – Чем больше думаю, тем яснее вижу, до чего же нам повезло, что мы все оказались в Чите. Нас ведь могли разбросать по тюрьмам всей матушки России и перемешать с уголовными преступниками! Вот тогда бы я точно с ума сошел! А здесь мы, по крайней мере, в обществе верных друзей, у нас у всех одни и те же взгляды… Свет 14 декабря живет в каждом неприкосновенным…

– Знаешь, лучше бы ты говорил только о себе! – посоветовал Юрий и повернулся к другу спиной.

Однако Николай был слишком взбудоражен, чтобы позволить собеседнику снова погрузиться в сон.

– А что? Ты разве не согласен?

– Я сплю!.. Завтра поговорим!

– Минуточку, Юрий! Это слишком важно! И надо, чтобы ты мне сказал искренне и откровенно! Если бы все начиналось сначала, ты сказал бы «нет»?

– Думаю… ну, мне кажется… зная то, что я знаю теперь… увидев результаты…

– Да я не о том! Я тебя спрашиваю: как, по-твоему, правы ли мы были, рискуя всем?

– Мы не подготовились как следует, с такой подготовкой у нас было не более одного шанса на успех из тысячи…

– Но ведь подобного шанса могли не предоставить еще целый век! И что же – нам следовало его упустить?

Юрий погрузился в молчание. Дышал он тяжело, со свистом. Они уже сотни раз обсуждали эту – что и говорить, главную для всех узников – проблему, приходя к самым разным выводам. Что ни день, они подвергали скрупулезному анализу причины своего поражения. Они исследовали восстание 14 декабря на свежую голову, прикидывая так и эдак: а если бы у них были надежные сторонники в гвардейской кавалерии, а если бы Московскому полку поручили начать штурм Зимнего дворца, а если бы у мятежников была артиллерия!.. Если бы, если бы, если бы… Строя одно предположение за другим, они праздновали победу и… выпадали из миража от кандального звона.

– Меня, как и тебя, не раз одолевали сомнения, – снова заговорил Николай. – Но нынче я убежден, что мы не могли действовать иначе. Если бы мы с тобой пальцем не шевельнули 14 декабря…

Юрий живо перебил его:

– Если бы мы с тобой пальцем не шевельнули 14 декабря, сидели бы мы с тобой сейчас в Петербурге, счастливые, всеми уважаемые, полные надежд на будущее… Мы ходили бы в театры и на балы… Мы встречались бы с красивыми женщинами…

Приступ кашля сотряс его тщедушное тело. Он согнулся вдвое.

Быстрый переход