– К сожалению, нет, сударыня…

Софи вздрогнула. Опять она оказалась в кольце подозрений – а ведь думала, что, покинув Россию, из него вырвалась. Она уже так и видела себя стоящей перед судьями, обвиненной на основании ложных свидетельств, брошенной в тюрьму, сосланной… И на этот раз она расстанется со всем этим не ради того, чтобы уехать к мужу. Да что у нее общего с Вавассером?! Она ненавидела его, она была против его рискованных политических затей, ей теперь хотелось жить только спокойными привычками зрелого возраста, лишь теплом вновь обретенного дома!

– Клянусь вам, – снова принялась уверять она, – больше мне ничего не известно.

И тут же устыдилась того, что пытается таким образом себя защитить. Да почему же это в большинстве случаев покой приходится покупать ценой унижений?

– Скажите мне, кто с ним заодно, и я тотчас вас отпущу, – смягчившись, проворчал Мартинелли.

Софи пожала плечами.

– Я не смогу… Мне пришлось бы выдумывать!

– Я подскажу вам: Антонен Лакруа, Марсель Пьедефер, Жорж Клаус…

– Никогда о таких не слышала!

– А Прудон? Вы ведь встречались с ним, на улице Жакоб?

– Да, в самом деле!

– И что он говорил?

– Ничего особенно толкового.

– Одним словом, все дружно радовались успехам нового режима?

– Я ничего подобного не утверждала, сударь. У некоторых из тогдашних гостей были весьма передовые социальные взгляды. Однако они излагали их спокойно, без всякого запала. Даже сам император, если бы ему довелось их услышать, не смог бы на них рассердиться.

– Мне рассказывали совсем не так!

– А почему бы вам не допустить, что на этот раз вас плохо осведомили?

Понемногу Софи успокоилась, собралась с мыслями. Опыт допросов помогал ей овладеть положением. Мартинелли провел рукой по лицу снизу вверх. Казалось, он устал бороться с упрямством Софи. Она чувствовала, что ее будущее зависит от того, что происходит сейчас за этим огромным лбом. Пока что она на свободе, но что будет через минуту? Орел или решка? Сердце у нее так колотилось, что отзывалось даже в челюстях. Мартинелли медленно взял со стола письма от Николая, стал разворачивать одно за другим. Она вспомнила слова любви, по которым сейчас скользит взгляд этой ищейки, этого держиморды.

– От кого эти письма? – спросил он.

– От моего мужа.

– А вот это?

– От моего друга из Сибири.

– Он тоже декабрист?

– Да, сударь.

Мартинелли вновь погрузился в чтение. В окно вливался странный, словно бы подводный свет. Поскрипывало перо горбуна. От плохо выструганного пола поднимался запах мокрой пыли. Внезапно Мартинелли подтолкнул весь ворох писем по направлению к Софи.

– Забирайте!

Она сунула письма в сумочку. Пачка была такая большая, что застежку пришлось оставить незащелкнутой.

– Я подумаю, стоит ли давать ход этому делу, – продолжал инспектор. – На сегодня вы свободны, сударыня!

Словно камень с души свалился! Софи с облегчением вздохнула, стараясь, чтобы вышло не слишком заметно. Однако она хорошо знала, что полиция так просто от своих подозрений не отказывается. Если инспектор ее и отпускает сейчас, то, несомненно, лишь для того, чтобы выследить и попытаться разузнать побольше о людях, с которыми она встречается. Писец перестал скрипеть пером. Софи поднялась со стула. Мартинелли тоже встал и с подчеркнутой любезностью проводил ее до двери.

Она снова, теперь в обратном направлении, прошла через скучную преисподнюю коридоров. Во дворе, сблизив двурогие шляпы, болтали полицейские.