И они поехали в Москву, к Феде, а когда добрались, то было ясно, что для разговоров Федя уже слишком пьяный и даже добавлять пузырек ему уже незачем, потому что он сразу повалился на койку и захрапел, слава Богу, еще успел буркнуть сквозь храп жене, которая смотрела на Сашу не очень то дружелюбно (может, думала, что это он споил Федю):

– Стелить! Ночуем у нас! Разговоры прекратить! Отбой!

Но и утром никаких душевных разговоров у них не вышло. Феде нужно было замазывать перед женой вчерашний грех, оттого разговор во время завтрака был общий, любезный, можно сказать, светский. Во первых, Федя обратил Сашино внимание на то, что квартира у него новая, по московским понятиям, роскошная, в особом, писательском доме, и мебель в ней тоже не просто с бору по сосенке, а гарнитур то ли ЮАР, то ли ГДР, плюс еще какие то женины антикварные находки, в комке – сущие гроши, но дерево, обратите внимание, красное («Идеологически выдержанное», – подмигнул Федя). Еще было много всякой жизненно необходимой белиберды – звукозаписывающей и звуковоспроизводящей техники, книг, полок и так далее, а что касается автомобиля, то ом был уже на подходе, вот вот надо получать, и Саша хотя и не та впаивая материальному этому достатку или новому Фединому положению (всякому свое), а все же занимался в уме вещами не менее позорными: считал мысленно чужие доходы Потому что для покупки всего этого надо было до черта зарабатывать (в пересчете на стихотворные строчки выходили километры стихов), к тому же всякую вещь (в том числе и самую эту квартиру) надо было добывать с бою, так что вырисовывалась жизнь, очень заполненная борьбой и трудами, даже по Фединым рассказам выяснялось, что кого то ему приходилось выписывать с площади, кого то прописывать и даже один раз фиктивно разводиться с собственной своей женой и жениться на ней потом вторично (Федя объяснил, что такая форма борьбы с жилищными органами стала вполне популярной среди граждан). Ясно было из Фединого рассказа, что впереди у него было еще немало боев, потому что он записался на дачный участок, а машину ему будут, без сомнения, всучивать какую то не того номера, который нужен, и самая квартира еще требует многих усовершенствований… Саше даже страшно стало вчуже всех этих Фединых усилий, хлопот и непомерных расходов, и Федя – чуткий мужик! – словно бы заметил эту Неваляшкину растерянность и его страх, заметил и подмигнул на жену, вот, мол, это все для нее, все эти хлопоты и все разговоры, а вот уж как нибудь одни посидим, тогда поговорим о другом, о главном, однако это как раз Сашу и напугало в Фединой жизни – за столькими хлопотами никогда не выкроить сил и времени, чтобы поговорить о стихах, да и стыдно ему стало, что хочет он морочить голову, когда у людей своих, вполне реальных проблем невпроворот, а он, Саша, вроде как Зощенко, который занимался ничтожными проблемами жизни, и смерти, и старости в то время, когда страна напрягала все силы…

После завтрака Феде надо было бежать на заседание редколлегии, а до того еще помочь жене объясниться с пьяными работягами, которые что то там у них курочили в ванной, плитку лепили новую, что ли, так что Саша сбежал один, пораньше, но на Киевский вокзал поехал не сразу, долго еще бродил по очужевшему городу, а потом влез на Киевском не в ту электричку, вышел на Солнечной и шагал пешком до Переделкина по грязной обочине и полосе отчуждения – и вправду будто чужой на ничьей земле, от которой он был кровь и плоть и которая, всегда думалось, возлагает на него свои особые надежды.

Полногрудая экскурсоводша была жестоко обижена, и только Саша в ослеплении теперешнего своего личного поиска и отчаянья мог не заметить и не понять, как глубоко он обидел женщину, которая пошла ему на уступку, мало от этого для себя ожидая приятного, из одной только гуманной человеческой жалости к нему пошла и своего рвения к интересам дела как специалист и общественница, он же ей после этого отказал в такой малости, какую должен был и просто так сделать, ради своего собственного роста, ради долга, а он не сделал даже после всего, что было… Тем более это оскорбительно для женщины, которая тебе так пошла навстречу, в таких условиях риска, когда столько людей домогаются, а раз так ты поступаешь, значит, ты выносишь ее обаянию отрицательную оценку, это не сразу можно пережить, такой щелчок.