Они сидели на кухне, пили чай, Алиса только что закончила рассказывать о своей поездке.

— И зачем я только тебе все разболтала, — злилась она, — теперь ты меня изведешь!

— Правда, Владик, — вступился за Алису Леонид, — что ты к ней пристал?

Владислав взлохматил свою шевелюру:

— В этом доме все против меня, даже родной брат! А я из него звезду сделал! Тут еще одна кремлевская звездочка зажглась поблизости, и мне, убогому, нет среди них места! — дурашливо заголосил Артемьев.

— Влад! — одернула его Алиса. — Всему есть предел!

— Да, — кивнул он и проводил взглядом Леонида, умчавшегося говорить с очередной девушкой по телефону, — я знаю, я бываю невыносим, ты меня извини.

Он взял руки Алисы в свои и, глядя ей в глаза, серьезно и Даже торжественно произнес:

— Алька, я ужасно боюсь, что ты однажды уйдешь от меня и не вернешься. Я так боюсь, что даже не могу иногда писать.

— Ну что ты, Владик. — Она высвободила правую руку и поправила ему прядь, упавшую на лоб. — Я ведь здесь, рядом.

— Я знаю, что я невозможный человек: у меня тяжелый характер, вспышки раздражения и молчаливости, — уже несколько капризным тоном продолжил Артемьев, — но ты пойми, я — писатель, я живу жизнью героев, каждый раз умираю с ними…

«Талантливое капризное дитя», — подумала Алиса, а вслух произнесла:

— Все это как-то очень книжно звучит, мне кажется, что любая творческая личность может жить одновременно в двух реальностях — земной и книжной — и оставаться при этом нормальным человеком.

— Ты намекаешь на то, что я слишком увлечен своей работой?

— Владик, умоляю, не начинай все сначала! Я тоже люблю свое дело!

— Нет, ты скажи, ты упрекаешь меня за то, что я все время посвящаю книгам, а не тебе?

— Я давно не претендую на твое внимание. Кроме того, я устала и пойду домой. Все-таки я только сегодня прилетела. — Алиса поднялась из кресла. — До завтра. Хотя нет, завтра я не смогу.

Кивнув Леониду, продолжавшему ворковать по телефону, Алиса оделась, закинула на плечо дорожную сумку и захлопнула за собой дверь. Она, конечно, могла поймать такси, но упрямо пошла к остановке автобуса. «Пусть мне будет хуже, вот стою я здесь, мне холодно, грустно, одиноко, никто меня не пожалеет, ну и пусть», — с ожесточением думала она. Трясясь в автобусе, потом в вагоне метро, Алиса старалась думать о газете. Она словно обманывала себя, пытаясь закрыть пестрыми картинками мыслей одну, очень важную, мысль. Время от времени картинки раздвигались, эта важная мысль выходила на передний план, но Алиса зажмуривалась, и мысль снова терялась.

Усталая, недовольная собой, дома Алиса распаковала сумку, приняла душ и, собираясь лечь спать, по привычке взглянула на соседний дом. Знакомые окна были освещены. Алиса почувствовала легкие угрызения совести — она забыла сообщить Ксении Александровне о том, что уже вернулась. Она подошла к телефону, набрала номер и, услышав знакомый голос Богатыревой, улыбнулась. Холодный комок отчаяния и грусти, тяготивший ее весь вечер, стал постепенно таять.

— Никита передает вам большой привет и интересуется, когда вы наконец заглянете к нам на огонек, — шутливо сообщила Богатырева.

Алисе вспомнились новогодняя ночь, беспокойные темные глаза Никиты, прощание у подъезда и его многозначительное «до следующего свидания».

— Передайте ему мой привет, — как можно сердечнее проговорила Алиса. — Я с большой радостью зайду к вам, как только управлюсь с делами.