Их тени то появлялись в окне, то исчезали. Я слышал, что доктор потребовал мыла, горячей воды. Во дворе один за другим появлялись соседи. Они стояли группками, такие испуганные и расстроенные, разговаривали шёпотом, украдкой поглядывали на меня. Из гостиной выглянула Тухта-хала.
– Слава аллаху, пришла в себя, – объявила она и поспешно захлопнула за собой дверь.
Проснулись братья и сёстры, заспанные, полуодетые высыпали во двор. Аман подбежал ко мне, обнял за ноги. Я взял его на руки.
– Ака, мама собралась нам братишку рожать? – спросил он шёпотом.
– Не знаю, – ответил я.
– Пойдём, ака, к маме, посмотрим братика.
– Потом, потом пойдём.
Аман разговаривает, обнимает ручонками мне шею, а глаза его сами собой закрываются. Я унёс его в дом, уложил в постель. В это время вошла Мукаррам-апа, сказала, что нас зовёт мама.
Зулейха взяла на руки Рабию, которая спала, ни о чём не ведая, я поднял Амана. Пошли.
Мама была забинтована от головы до ног. Казалось, в постели лежит не мама, а большая кукла, обёрнутая белым. Видны только глаза и часть лица.
Тухта-хала сидела у изголовья, Мукаррамапа – слева. Доктор при свете очага капал из пузырька в пиалу какое-то лекарство. Тётушка Тухта поманила нас рукой, приглашая подойти поближе.
Глаза мамы закрыты. На ресницах блестят капельки слёз. Грудь дышит часто-часто…
– Воды… – зашевелились бледные губы.
Тётушка Тухта дала маме воды. Она сделала несколько судорожных глотков, потом откинулась на подушку, широко раскрытыми глазами оглядела комнату, увидела нас, из глаз выкатились слёзы…
– Арифджан, сынок…
– Да, мамочка?
– Подойди, поцелуй меня. Будь головой младшеньким, сын.
– Не надо так, мама!
– Не спорь…
– Ладно.
– Вы все должны учиться.
– Ладно.
– Будьте все вместе, пока папа не вернётся.
– Мамочка…
– Не дай погаснуть свету в нашем доме.
– Мама…
– Слушай меня, сынок.
– Слушаю.
– Никогда не обижай маленьких.
– Хорошо.
– Султанджан, богатырь мой, подойди поцелуй меня.
– Мамочка!
– Не плачь, ну-ка вытри слёзы, вот так. Отныне никогда не плачь, ладно? Слушайся брата, не ссорься… Зулейха, раскрасавица моя, дай поглядеть на тебя… Как ты у меня выросла, милая…
– Мама…
– Усман мой дорогой, художничек мой маленький, подойди ко мне, обними меня, сынок… Вот так, молодцом! Аманджан, это ты, мой жеребёночек? Есть, наверное, хочешь, да, сынок?
– Усман ваш этот всегда мой хлеб отбирает!
– Ах мой сладенький, теперь он не будет отбирать, Усманджан, верно ведь, что больше не будешь отбирать?! А где моя Рабиниса? Спит? Разбуди, разбудите!.. Воды… воды! Тётушка, простите, если что не так… Детей… детишки на вас… Арифджан, сынок… не дай погаснуть свету в доме… очагу…
Мама не смогла выпить воды, которую поднесла ей Тухта-хала. Мамины губы крепко сомкнулись, глаза закатились, словно она хотела что-то высмотреть на потолке. Подбежал доктор, приложил ухо к груди мамы и так, слушая, замахал на нас рукой, уходите, мол.
– Мамочка! – забилась в плаче Зулейха. Тухта-хала вывела нас во двор. Рассвет ещё не наступил. Соседи, оказывается, разожгли костёр, столпились вокруг него. Председателя и его матери не было. Ушли, видно, по делам. Зато появились Махмудхан, Хайит Башка и даже Мели. |