— Глупец! Неужели ты думаешь, я бы прожила тысячу лет, не умея расправляться с такими, как ты? Будь осторожен, отправляясь на свой дневной отдых, дорогуша. За меня есть кому поработать, пока я сплю. Стоит лишь приказать, как в твое неблагодарное сердце незамедлительно всадят кол и принесут мне твою голову… И как ты думаешь, что потом станет с твоей маленькой балериной? — Она рассмеялась с порочным сладострастием. — Я бы не хотела лишить мир создания, столь же прекрасного, как и ты, любовь моя. Возможно, я приобщу ее к нашим обычаям. Что скажешь на это?
Габриель так сильно стиснул ее горло, что она не могла дышать. Он горячо желал выпустить дух из ее проклятого тела, если бы такое только было возможно.
Он вскрикнул, негодуя на свое поражение, и отпустил ее, вытерев затем руку о брюки, как будто прикосновение к ней могло очернить его.
Гнев сверкнул в ее глазах, черных, как адские бездны.
— Ты пожалеешь о сегодняшнем вечере, Джанни, обещаю тебе, сильно пожалеешь!
— Нина! — Страх за жизнь Сары взметнулся в нем. — Черт побери, Нина, вернись!
Но было уже слишком поздно, она ушла, превратившись в клубящийся серый туман, лишь ее голос продолжал раздаваться во тьме:
— Ты будешь очень жалеть о сегодняшнем вечере…
Габриель вцепился в волосы. Проклятье! Что же он наделал! Зачем отказал ей так грубо? Отдать ей всего лишь ночь! Такую ничтожную малость!
Он выглянул в окно. Небо уже посветлело, сменив черный цвет на индиго. Антонина скоро заснет так же, как и он.
Пробормотав проклятие, он нашел клочок бумаги и быстро написал распоряжение слугам, объяснив прежде, что его срочно вызвали посреди ночи в Париж. Оставив достаточно денег на экспедицию и чаевые, он просил их выслать ему деревянный ящик из подвала и его лошадь. Далее он написал, что слуги могут, если пожелают, оставаться в замке до его возвращения.
Предусмотрев мельчайшие детали, он отправился в подземелье, уверенный, что его инструкции будут выполнены точно и без лишних разговоров.
Последняя мысль, с которой он уносился в забвение, была о Саре.
ГЛАВА XIX
Сара уже не надеялась увидеть Габриеля. После трех месяцев тоски она наконец смирилась с этим. Перестала высматривать его в зале во время спектакля, в толпе, дежурившей у театра, уже не ждала его стука в дверь.
Она сказала Морису, что выйдет за него весной.
Сара наблюдала, как он надевает шляпу и пальто — весьма красивый молодой человек, стройный и подтянутый, благодаря постоянным упражнениям в танце. Балерины из труппы посматривали на нее с завистью. Она была примой, ее имя было известно в Венеции, Лондоне и Париже… Все видели, как ухаживает за ней Морис, и знали, что он мечтает жениться на ней. Саре было известно, что он хочет основать собственную труппу, если они поженятся, и она верила, что у него хватит энергии на это.
Он проводил ее до дверей квартиры, и, приняв его поцелуй, она пожелала ему доброй ночи.
Закрыв дверь, Сара прислонилась к ней изнутри, закрыв глаза. У нее было все, чего она когда-либо желала, почему же она так несчастна? Почему ей приходится принуждать себя улыбаться, когда она рядом с Морисом? Почему его поцелуи оставляют ее равнодушной?
Это все из-за Габриеля. Он тому виной. Вечно этот Габриель. Он ушел из ее жизни, но она не может прогнать его из своего сердца; как бы она ни старалась, ей это никогда не удастся.
— Габриель. — Его имя сорвалось с ее губ вместе с рыданиями.
— Дорогая.
Она быстро осмотрелась по сторонам, сердце забилось чуть ли не в горле, грозя выскочить наружу при звуках этого слова, произнесенного с такой нежностью.
— Габриель! — Она уставилась на него, не в силах поверить, что это он, а не плод ее воображения. |