На нем были черные брюки, черные ботинки и темно-зеленая рубашка. Плечи, укрытые вечным черным плащом, показались ей еще шире, чем были когда-то. Волосы цвета ночи, и глаза свинцовые, как небо перед грозой.

Оба застыли, молча глядя друг на друга.

Она хотела бы упасть в его объятия, прижать голову к его груди и выплакать всю свою боль, не отпускавшую ее эти три месяца разлуки с ним.

Он хотел бы прижать ее к себе, убедиться, что с ней все в порядке.

Но она боялась быть отвергнутой.

А он опасался того, что если снова притронется к ней, то никогда уже не сможет отпустить от себя.

И тут она увидела муку одиночества в глубине его серых глаз и поняла, что готова преодолеть все, даже боль быть отвергнутой, лишь бы утешить, успокоить его хотя бы на миг.

И он понял, что проиграл эту бесполезную битву с собой, он принадлежал ей с первого момента, как увидел, и ничто не могло изменить это.

— Дорогая.

Одно только слово. Но оно прорвало барьер между ними. Не успело его сердце ударить следующий раз, как он уже держал ее, прижимая к себе, и слезы радости катились по ее щекам. А он снова и снова повторял ее имя. Его одиночество испарилось навсегда при виде этих слез любви, радости и счастья.

Он надолго застыл, прижимая Сару к себе, вбирая ее тепло и сладость.

— Ах, дорогая, — пробормотал он, — если бы ты только знала, как я страдал оттого, что потерял тебя!

— Не больше, чем я. Если бы ты только знал, как страдала без тебя я. — Она взглянула в его глаза. — Но я так старалась вычеркнуть тебя из моей памяти!

Габриель кивнул:

— Я слышал тебя.

— Почему же тогда не отвечал?

— Ты знаешь почему.

— Потому что ты…

— Вампир.

Сара кивнула, думая, почему ей так тяжело слышать это. Разумеется, она знала, что это правда, но если не говорить и не вспоминать об этом, то это и не будет казаться такой уж правдой.

— Сара. — Он прижался подбородком к ее волосам.

— Почему ты вернулся? — встревоженно спросила она.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Для себя он решил, что, если Сара утратила влечение к нему, он вернется к Нине и выполнит ее желание, чтобы уберечь этим Сару от кровожадной вампирши.

— Нет! О Габриель! Без тебя мне ничто не мило, умоляю, не оставляй меня снова.

— Не оставлю, — пообещал он. — Если ты так уверена в своем желании, я останусь.

— Я уверена.

— А Морис Делакруа?

Морис! Чувство вины вспыхнуло в ней. Она обещала выйти за него замуж весной.

Наступило молчание, и он отстранился слегка, чтобы видеть ее лицо.

— Что с тобой, дорогая?

— Я…

Габриель опустил плечи, словно придавленный тяжестью. Она полюбила другого, пока его не было с ней.

— Сара?

— Я… я просто думала, что никогда больше не увижу тебя, — запинаясь, проговорила она, — и поэтому… я… — Она проглотила вставший в горле комок. — Я сказала Морису, что выйду за него.

— Я понимаю.

— Но я не хочу Мориса, мне нужен лишь ты!

— Ты уверена?

— Да! Ты должен верить мне. То, что я обещала ему, теперь не имеет силы. Раз ты со мной, то причем здесь он? Ты понимаешь?

— Но ведь он был с тобой, — спросил он спокойно, как если бы ему не так уж и важен был ответ, хотя и понимал, что задушил бы Делакруа голыми руками, если бы только знал, что тот позволил себе большее, чем просто целовать Сару на прощание у дверей.