Почему же она не испугалась? И как он теперь сможет встретиться с ней?

Он чувствовал, как его охватывает гнев и вместе с ним жажда крови, настойчивое желание убить.

Он попытался заглушить в себе это…, но зов крови был слишком силен, и он не мог противиться ему.

Черным призраком рыскал он по окрестным пустынным улочкам, пока не нашел то, что искал — бездомного пьяницу, валявшегося в темном переулке среди отбросов.

Словно ангел смерти он опустился на него в своем черном плаще, накрывшем обоих наподобие могильного склепа.

Насытившись и чувствуя безграничное отвращение к самому себе, Габриель укрылся в давно заброшенном монастыре, бывшем его жилищем последние тринадцать лет. Внутри монастырь был темным и мрачным, и Габриель любил покидать его. У него были и другие пристанища — старинный замок в Саламанке, огромная роскошная квартира на одной из спокойных улочек Марселя и домик в горах Шотландии.

Замок, который был даже старше его, он любил особенно. После тщательной отделки снаружи и внутри замок заблистал на холме в своей первозданной славе.

Что касается монастыря, то Габриель находил забавным поселиться в месте, освященном присутствием сотен праведников. После стольких богобоязненных мужей монастырь стал обителью отвратительного демона.

Аббатство Кроссуик было когда-то одним из прекраснейших монастырей, Домом Братства Священных Сердец. Но с течением времени белый камень стен стал серым и выщербленным. Уцелевшие стекла покрылись вековой пылью. Крест, украшавший в прежние времена пирамидальную крышу, прогнил и обрушился.

И все же, почему Сара не испугалась его?

Через часовню он прошел в длинную анфиладу келий и следовал мимо них, пока не оказался в зале с высокими сводами, где монахи когда-то принимали важных гостей. Зал был самым просторным, не считая часовни.

Габриель опустился в огромное кресло с высокой спинкой, которое облюбовал здесь для себя. Он ощущал отвращение к самому себе или, точнее, к тому, кем он был. Разве это справедливо, что он жив ценой жизни других людей? Как посмел он навязать свое общество такому нежному и чистому ребенку, как Сара-Джейн? Она ужаснулась бы, узнав, кто он на самом деле, что за гость является к ней по ночам.

Он уставился на свои окровавленные руки, чувствуя, что не сможет вновь встретиться с ней.

Сара ждала его на следующую ночь и все последующие ночи, а когда миновала неделя, она отказалась покидать свою комнату, отказалась есть и даже пить что-либо, за исключением нескольких капель воды, отныне и впредь.

Она лежала под покрывалом, натянутым до подбородка, и глядела на двери веранды, зная, что он не придет.

Сестры Мария-Жозефа и Мария-Луиза хлопотали над ней, умоляя съесть что-нибудь и тихо плача, когда она отказывалась им отвечать.

Опустившись на колени возле ее постели, они молились за ее душу.

— Что с тобой, Сара-Джейн? — спрашивали они вновь и вновь. — Ты больна? Что у тебя болит? Пожалуйста, дитя, скажи нам, что не так?

Но она не могла рассказать им о Габриеле и поэтому лишь качала головой, а по ее щекам струились слезы.

Пришел доктор, но только в недоумении развел руками. Сара подслушала, как он говорил сестрам, что физически она здорова, у нее лишь пропало желание жить.

Так и было. Вздохнув, Сара закрыла глаза. Скоро она перестанет быть обузой для всех.

Он стоял на балконе, глядя на дождь и удивляясь тому, что он напоминает ему слезы Сары. В порывах ветра ему слышались ее рыдания.

На одном дыхании он сбежал вниз по ступенькам, миновал заржавевшие чугунные ворота и понесся с дьявольской скоростью через ночь. Ее имя, словно молитва, не сходило с его проклятых уст.

Он перепрыгнул стену приюта, черной тенью пересек участок до веранды, проник внутрь. Она лежала под тяжелым одеялом без движения, как мертвая.