|
Спохватился я как раз вовремя и попросил высадить меня у бара на углу. И то это было слишком близко. Мы жили в этом квартале не первый год, и меня могли узнать. "В котором часу вы от нее ушли? - В три. Я собирался лететь в Южную Америку, и мой самолет... - Вас видели на улице Варен в семнадцать двадцать. - Да, я вернулся. - И вы не зашли домой? Вы ведь были всего в двух шагах оттуда. - Нет, я собирался, но передумал. И потом, мы уже договорились... - О чем же? - Мне не в чем себя упрекнуть. Что мне еще было делать? - В подобных случаях, сударь, оставаться в живых это низость. Достойнее пустить себе пулю в лоб". В этих внутренних диалогах я всегда подтрунивал над самим собой. Однако если мне выпало жить дальше, и не один год, придется привыкнуть к таким допросам, и чем скорей, тем лучше. Вряд ли они прекратятся в ближайшее время. И все же единственное, в чем я мог себя упрекнуть, так это в том, что не сел в самолет. Я не был убийцей, который прокрадывается на место преступления; место... да наш голубой шарик так давно вертится вокруг Солнца, что всем нам даст форы по части преступлений.
Мы стояли под дождем среди валяющихся на земле продуктов. - Вот, пожалуйста, нам уже трудно расстаться, - сказал я. Она рассмеялась, и от прорезавшихся морщинок лицо ее стало совсем добрым. Кафе называлось "У Ариса", У стойки был человек, очень элегантный, в пальто из верблюжьей шерсти и в борсалино, он держал на поводке серого королевского пуделя, стриженного как регулярные парки Ленотра. По какому-то странному совпадению, случайность которого, впрочем, сомнительна - кто знает, может, в этих музыкальных ящиках все подстроено, чтобы посмеяться над кем-нибудь или, напротив, угодить, - словом, один подросток все же попытал счастья, рискнув парой монет, и теперь слушал что-то шопеновское. - Думаю, нам стоит поговорить, иначе все уходит слишком быстро и неизвестно куда, и потом приходится возвращаться... "Не понимаю, что я делаю в этом кафе с совершенно незнакомым человеком", так? - Да. К нам подошел официант. - Два кофе со сливками, - заказал я и повернулся к ней: - Ну вот, теперь у нас есть повод остаться. Она улыбнулась, немного жестко: - Я только жду обещанный чек, ничего больше. - Бог мой... Я достал из дорожной сумки чековую книжку: - На чье имя? - Поставьте: на предъявителя... - Все же я хотел бы знать ваше имя, на всякий случай... - Лидия Товарски. Человек с пуделем подвинулся ко мне: - Извините меня, месье... мадам... - Он раскланялся с нами, клоунским жестом сняв и водрузив обратно на макушку свою шляпу. - Я дрессировщик собак и... у меня такое впечатление... - Лас-Вегас, тысяча девятьсот семьдесят пятый год, - помог я ему. Казалось, он обрадовался: - Вы исполняли номер... - Нет, я был барменом в "Сенде". - Ах да, теперь припоминаю... - Он протянул мне свою визитку: сеньор Галъба, адреса агентств в Нью-Йорке, Париже и Лондоне. - Когда постоянно путешествуешь, под конец уже никого не узнаешь... Я не отвечал. Он понял, сразу как будто забыл все, чем хотел поделиться, опять раскланялся и вернулся к своему пуделю, ожидавшему его у стойки бара. - Бармен, в Лас-Вегасе в семьдесят пятом, - что вы там делали? - Ничего. Я там не был. Просто ему нужно было встретить кого-нибудь знакомого, этому бедолаге... Она посмотрела на меня с любопытством, но в то же время строго: - Когда так быстро ставят диагноз одиночества незнакомому человеку... - Не будем увлекаться подобного рода откровениями, мадам, - ответил я с подчеркнутым достоинством. Она опять рассмеялась, разгоняя смехом окружавших меня призраков. - ...Я говорю "мадам", чтобы еще раз показать, что держусь в рамках приличия... Мы с вами совершенно друг другу чужие, мадам, и можете не сомневаться, я нисколько не преувеличиваю значимость этих двух чашечек кофе. |
