Эгин не мог сказать наверняка – жив человек или мертв. В любом случае, интуиция подсказывала ему, что торжествовать победу еще рано.

Во дворе заржала лошадь и ржание это показалось Эгину знакомым. «Каурый?!»

Эгин подошел к окну и распахнул ставни в промозглую ночь. Он не стал высовываться по пояс, памятуя об осторожности. И правильно сделал.

Две стрелы тотчас же вонзились в оконную раму на расстоянии в четыре пальца от его правого виска.

«Да что же это тут творится!?» – Эгин отпрянул от окна.

Половицы в коридоре предательски скрипнули. Эгин обернулся.

Проникнув в его комнату, ночной гость в маске закрыл дверь на щеколду, несказанно ему удружив. Но чье‑то крепкое плечо уже начало пробовать дверь на прочность. «Значит, их как минимум трое. Один – временно вне игры. Второй стрелял из лука и сейчас находится во дворе. А третий – третий ломится в дверь!»

Из этого следовал один печальный вывод: оба пути бегства – коридор и окно – отрезаны. А значит, ему придется принять бой. Причем, принять его с голыми руками.

Эгин уже приготовился к обороне, как вдруг его взгляд скользнул по низенькому потолку с потеками на побелке и зацепился за деревянный люк, наподобие чердачного.

Люк он приметил еще вечером, засыпая. Это был тот самый люк, пустыми размышлениями о предназначении которого он занимал свой праздный разум перед тем, как погрузиться в усталую дрему. И о существовании которого он напрочь успел позабыть в пылу ночной схватки!

Эгин вскочил на кровать и протянул руку к люку. К счастью, он оказался не заперт. Путь на третий этаж был свободен.

«По крайней мере, это позволит мне выиграть время и разобраться с тем, кто же, Шилол их всех разнеси, затеял весь этот бардак!»

Эгин встал на тумбочку и откинул дощатую крышку люка. Он изготовился было уже подтянуться вверх, как вдруг его взгляд упал на кожаную сумку, ту самую, в которой лежал Белый Цветок.

Сумка по‑прежнему лежала на подушке.

«Одно можно сказать со всей уверенностью: эта братия не имеет никакого отношения к гнорру‑лилипуту. Что, впрочем, не означает, что я вправе оставить его здесь!»

Эгин бросил тревожный взгляд на дверь.

Она, оказавшись гораздо прочнее пола, все еще не поддавалась. Хотя сотрясалась она теперь так, будто в нее колотили карманным тараном.

Эгин схватил сумку, повесил ее на шею и, уцепившись за край люка, подтянулся вверх.

Он очутился в жилой комнате третьего этажа. В целом она была копией той, где ему пришлось ночевать. С одним приятным исключением: комната имела балкон, с которого, как помнил Эгин, можно попасть на крышу.

Не тратя времени на то, чтобы отдышаться, он рывком распахнул ставни и выпрыгнул на балкон.

Его нехитрый расчет сводился к одному: нужно действовать настолько стремительно, насколько возможно. Эгин чувствовал: на то, чтобы войти в Раздавленное Время, ему сейчас попросту не хватит сил.

Лучник – тот самый, что несколькими минутами раньше выпустил в него две стрелы из холодной темноты двора, сориентировался не сразу. Эгин был уже на крыше, когда еще три коротких стрелы, цокнув наконечниками о серый греоверд, отскочили от тигрообразных морд поддерживающих балкон мужчин. «Промазал!» – с удовлетворением резюмировал Эгин, прячась за трубу дымохода.

Прогрохотав по черепичному скату в направлении, противоположном тому, откуда стреляли, Эгин оказался у края крыши.

Его взору открылся пустырь (который впоследствии при ближайшем рассмотрении оказался огородом – пугала, подпорки для тыкв и фасоли). За пустырем‑огородом виднелся перелесок, а за перелеском – старая Туимигская крепость. Заброшенная и жутко историческая.

Первого же взгляда на нее Эгину хватило на то, чтобы понять: бежать нужно туда.