Изменить размер шрифта - +
Однако, почему‑то Эгин был уверен, что Ибалар взял для своих нужд маленького варанца‑сироту или, может быть, даже мальчика, учащегося в одном из номерных поместий Свода!

– Так вы южанин? – промолвил ошарашенный Эгин.

– Ну да, Эгин. Я мог бы и не говорить вам об этом. Если бы не заметил, что вы серьезно сомневаетесь в моем авторитете по части охоты, – с нескрываемой иронией сказал Лагха.

– Раз так, объясните мне тогда зачем нам шесть кроликов. Вы ведь сами сказали, что мы можем сделать только одну попытку?

– Для того, чтобы Король Лазури заинтересовался нашей наживкой, кролик должен быть очень свежим и еще теплым. Это значит, что нам придется убивать по кролику каждые два часа, уносить старого подальше и снова ждать…

– Соблазнительная перспектива. Ну хорошо. А если вместо Короля Лазури на кролика спустится какая‑то другая птица?

– Об этом тоже придется позаботиться вам, Эгин. В этом деле нет ничего лучше заклинаний. Заклинаниям я вас научу.

 

3

 

Ночь Эгин провел в бедном местечке – в том самом, откуда родом были назначенные на заклание кролики.

Но поспать толком ему так и не удалось. Его грызли изголодавшиеся по благородным гиазирам клопы, на языке вертелись южные заклинания, завлекающие грифов. Тем не менее, к рассвету Эгин уже был на той поляне, что загодя отметил Лагха.

Эгин задушил первого кролика, вспорол ему живот, как учил Лагха, и разбросал внутренности неподалеку от тушки лежащего на боку зверька.

Затем он тщательно развесил сеть в ветвях двух сосен и вывел длинную веревку в шалаш из сосновых ветвей, который соорудил еще вчера.

Потом Эгин долго тренировался в приведении сложного механизма из веревок в действие. Наконец, он тщательно подмел опушку и разбросал всюду свежую хвою. Оставалось затаиться в шалаше и ждать.

Ненадежное зимнее солнце ненадолго выскочило из‑за туч и вскоре снова пропало. Лес стал пасмурным и неприютным. Эгин занимал себя воспоминаниями. Больше всего он боялся заснуть. А в сон его клонило непреодолимо.

Лучи солнца не проникали сквозь серую облачную плеву, а значит определить время более или менее точно было сложно. Когда по расчетам Эгина наступил полдень, он живо покинул свое убежище, забрал похолодевшую тушку зверька, зарыл ее неподалеку и положил на старое место нового кролика. Король Лазури все не появлялся.

От непрерывного смотрения в одну точку у Эгина затекла шея и начали слезиться глаза. Он сменил позу, но от этого его шансы задремать, казалось, лишь удвоились.

Эгину пришлось признать, что охотник из него никудышный. И не удивительно – всю свою жизнь он считал охоту чем‑то средним между блажью и свинством. И, надо же, сейчас именно эти презренные охотничьи навыки – терпение, алчность и тупая собранность – оказались ему нужней всего!

«Может быть, Король Лазури уже прилетал, но, заметив, как я меняю мертвого зверька на свежего, сообразил что происходит и отправился восвояси? Ведь говорил же гнорр, что грифы – очень умные птицы?» – спросил себя Эгин.

Чтобы как‑то развлечься, он отпер Белый Цветок и поделился своими опасениями с гнорром.

– Если птица уже прилетала, она никогда не вернется вновь. Поэтому об этом лучше не думать. Лучше полагать, что, наверное, сегодня госпожа Далирис отменила прогулку своего любимца…

– …Или что пока мы с вами наслаждались чудесами Ита, госпожа Далирис подрезала ему крылья. Чтобы не потерялся, – процедил Эгин.

– Это вряд ли, – отвечал гнорр. – Далирис может выдергивать ноздри лакеям за то, что они храпят в своих каморках, и сечь батогами крестьян, когда ей кажется, что они нарочно не моются, дабы оскорбить ее эстетические чувства. Но она никогда не причинит вреда птице.

Быстрый переход