– Я принимаю ваше условие, – Эгин передал поводья своей лошади бородачу и надел колпак.

Дышать под колпаком было трудно, да и темп езды заметно снизился. Когда Эгин и его свита наконец‑то добрались до «Трех тюльпанов», уже вечерело.

Эгину помогли спешиться и, словно слепого, провели через двор, помогли подняться по лестнице. За лестницей были комнаты, где витали запахи душицы и ладана, потом – комнаты без запахов. Все это время его конвоиры не говорили ни слова. Наконец они остановились. «Неужели пришли?» Говорить, кстати, Эгину тоже не разрешалось.

Где‑то справа от себя Эгин услышал необычный лай. Вроде бы, лаяла собака. Но в то же время он был готов поручиться, что собаки лают совершенно не так. В пяти шагах от него зашуршало женское платье.

– Это он? – спросили по‑харренски. Голос был скрипучим, но не лишенным приятности.

– Так точно, Эгин окс Сур, – подтвердил бородач и добавил со значением: – Он вооружен магическим мечом Белого Кузнеца.

– Я же сказала, он может оставить его при себе, – с легким раздражением сказала дама. – Человек, отпустивший на волю Короля Лазури, никогда не позарится на бабкины бриллианты.

Вслед за этими словами раздался тихий старушечий хохот, больше похожий на хриплое кудахтанье.

– Так точно, – натужно подтвердил бородач.

Эгин услышал, как удаляются шаги его конвоиров.

– Да снимите наконец эту дурацкую… шапку!

Эгин не сразу сообразил, что на сей раз слова Далирис обращены к нему.

2

– Я получила вашу записку, – важно начала Далирис. – Мне кажется, здесь есть о чем поговорить.

Жена харренского сотинальма вела беседу, почесывая за ухом шута, изображавшего собаку. Шут стоял на четвереньках, вилял задом, к которому был прикручен хвост, напоминающий собачий, и время от времени лаял и поскуливал. Его нос был вымазан черной краской, штаны и куртка обшиты мехом. Шут был немолод и одышлив. Словом, тошнотворное зрелище.

Эгин согласно кивнул. Он знал – в его положении лучше придержать язык до поры до времени. Пусть сначала Далирис выскажет все, что сочтет нужным.

– Мне нравится ваше предложение, хотя, говоря откровенно, я не верю в то, что вам удастся найти Королю Лазури пару. Малыш очень тоскует в одиночестве! Я снарядила уже четыре экспедиции в Онибрские горы. Две из них вообще не вернулись. А две вернулись ни с чем. Но может хоть вам повезет?

– Я был в тех местах. И я имею некоторый опыт в общении с этими птицами, – заявил Эгин.

В соответствии с планом, который они загодя составили с Лагхой, он должен был изображать перед Далирис заядлого птицелова. Но при этом птицелова, не забывающего о том, что он дворянин.

– Согласитесь, милостивый гиазир, не будь у вас этого проклятого опыта, вы едва ли словили бы моего малыша. В первый момент, когда я только прочла вашу записку, на меня нахлынуло искушение тут же послать за вами убийц, – морщинистое лицо Далирис скривилось в светской улыбке.

– Вот как?

– Да‑да. Настолько удручила меня ваша выходка. Потом, выходит, что если моего малыша смогли споймать вы, пусть даже умелый птицелов, значит, его может споймать и кто‑нибудь другой! Моя мечта – чтобы все ваши братья‑птицеловы провалились сквозь землю. И я думала начать осуществление своей мечты с вас…

«Кажется, древний род госпожи Далирис происходит не из Харрены. Что это за „споймать“, „словить“? Она что – таркитка? Владеет харренским почти безупречно, акцент не слышен, но время от времени – какой‑то подозрительный проблеск просторечья. Старческий распад внешних покровов семени души?»

– Это очень мило с вашей стороны, – галантно поклонился Эгин, который все еще стоял, поскольку приглашения сесть пока не получил.