Когда Лида подошла к Гордееву и поздоровалась, оказалось, что она немногим ниже Юрия Петровича, бывшего вратаря футбольной команды университета, ростом не обиженного. Конечно, на лице ее была видна усталость, но не та, которую вызывает сдача зачетов и экзаменов. Эта усталость исчезает через два три дня после того, как зачетка до следующего семестра сдана в деканат, после того как проспишь столько, сколько хочешь, а не столько, сколько позволит расписание. Нет, на лице Лиды была другая усталость – следы непреодоленных трудностей, следы продолжающихся тревог, следы пугающей неизвестности.
Они поздоровались и успели переброситься несколькими тихими фразами, пока за ними не заняли очередь двое молодых людей – парень и девушка, решавшие кроссворд в рекламной газете.
Гордеев полувзглядом, полушепотом предупредил Лиду, что дело они здесь не обсуждают. Просто берут билеты на ближайший рейс и уходят. Укоризненно покачал он головой и на попытку Лиды вновь заговорить о гонораре. Юрий Петрович не считал себя зажиточным человеком. Он любил дарить подарки, он с удовольствием подкидывал миллион другой не только матери, но и сестре. Однако в этом случае Гордеев решил действовать по принципу, который в России нельзя считать совсем пустым, – по принципу: куда вывезет. Во первых, он был уверен, что сможет выручить Андреева отца и тот оплатит положенное, во всяком случае покроет расходы, а во вторых, и, может быть, в главных, считал, что вызов был брошен не просто отдельному человеку, а всему адвокатскому сообществу, как бы оно ни было противоречиво и разномастно внутри. Адвокат призван защищать – тем более делом профессиональной чести и достоинства должна стать защита самих себя. Словом, как говаривал гений преодоления Бетховен: «Человек, помоги себе сам!»
Очередь двигалась быстро, но Гордеев успел подсказать стоявшим сзади кроссвордистам пару слов, в том числе название «запеченного кушанья в виде батона с начинкой». Парочка, решавшая кроссворд, вполне могла быть теми, кого приставили, если приставили, проследить за Гордеевым и Лидой. Кроссворд – слабенький, простенький – они решали плохо. Парень почти по складам читал определение (не потому по складам, что читать не мог, а, вероятно, потому, что девушка в этот момент навострялась услышать, о чем заговорят Гордеев и Лида). Затем девушка называла невпопад какое то слово, воцарялась пауза (могли слушать оба), затем парень произносил одно и то же: «Не подходит», вновь воцарялась тишина, после чего парень переходил к следующему слову. После нескольких таких пассажей Гордеев подсказал им «курорт на Черном море» – «Евпатория», а затем и «кулебяку», на место которой парень упорно хотел вписать «рулет» и повторял сокрушенно, глядя на лишние пустые клеточки: «Может, опечатка?»
Лида тоже приняла участие в обсуждении, но когда Гордеев начал размышлять вслух о том, что не всегда в кроссворде даются точные определения слов, она очень выразительно на него посмотрела. Юрий Петрович понял этот взгляд так, как он и был послан (позднее Лида и сказала ему это). Взгляд Лиды просил Юрия Петровича не предаваться заумным рассуждениям (хотя вообще ничего заумного в них не было), ибо, как показалось Лиде, кроссворд для их соседей по очереди – занятие не очень то привычное.
Потом, уже на улице, Лида сказала Гордееву и о том, о чем он сам не раз подумал за эти пять – десять минут в очереди. Она сказала о подлости, о мерзости подозрений, о том состоянии, когда обстоятельства заставляют тебя подозревать всех и каждого, когда ты не можешь вести себя вполне естественно, а вынужден оглядываться, остерегаться, с любой стороны ожидать удара.
Но пока они стояли, не разговаривая между собой, в очереди. Билеты на Булавинск были в достатке, так что Лида даже попросила места поудобнее. Еще несколько лет назад, пояснила она, самолеты летали в Булавинск из Москвы и обратно шесть раз в неделю: и билеты были дешевле, и дел у булавинцев было в Москве побольше, тогда вовсю развивались окрестные горнообогатительные комбинаты, проектировались новые заводы. |